– Да-а, интересные дела, – сказал Марков. Вытащив из кармана пачку "Беломора", он повертел ее в руках и сунул обратно. – Алексей Иванович, а что, полет с этой штукой и в самом деле может быть опасным?
– Я думаю, не опаснее, чем ждать здесь, пока за нами придут.
9
Утром 13 января 1950 года майор Скворцов сидел за столом у себя в кабинете, смотрел на лежащую перед ним бумагу и до жути, до зубной боли не хотел оставлять на ней свою подпись.
Обычное полетное задание: взлет, полет на северо-запад к Качканару, Нижний Тагил остается слева, над Качканаром поворот направо, на северо-восток к Ивделю, перед Ивделем чуть влево, далее на север до железной дороги Воркута-Лабытнанги. Вдоль железной дороги на восток, связаться с Салехардом, навстречу поднимается "Ту-2", оборудованный радиолокатором и киносъемочной аппаратурой. Экипажи устанавливают зрительную и радиосвязь, поворачивают на юг и вместе идут назад практически по тому же маршруту. Ничего особенного, кроме того, что после поворота на юг профессор включает свою установку, и "Ем-12" становится невидимым для радиолокатора "Ту-2" и для станций слежения на земле; а для кинокамеры останется видимым – так, по крайней мере, уверял профессор. На подходе к Нижнему Тагилу установка выключается, самолет снова виден на экранах, а с "Ту-2" снимают на кинопленку решающие моменты. Вот так. А то, что экипаж сокращен до минимума, – так ведь на таком коротком маршруте второй пилот не нужен, стрелкам делать вообще нечего (в пулеметах и патронов-то нет), да и бортмеханику, честно говоря, тоже нечего делать. Все подписи собраны, остается его, Скворцова, и утверждающая подпись Главного конструктора; и экипаж, который уже ждет, пойдет через поле к самолету, готовому к вылету.
И все же был в этом какой-то подвох. Скворцов нутром его чувствовал, но не мог сказать, что это за подвох, и не мог отказаться подписывать, ссылаясь на нутро.
Щелкнув клавишей селектора, он сказал в микрофон:
– Вяткина ко мне!
Когда наконец появился Вяткин, в меховой куртке, в унтах, с парашютом, Скворцову казалось, что прошло уже минут десять, но, глянув на часы, он увидел, что доходит вторая минута.
– Слушай сюда внимательно. Я жду какой-нибудь гадости от Завадского. Не знаю, какой, но опасаюсь. Поэтому смотри в оба. – Скворцов выдвинул ящик стола и достал оттуда небольшую металлическую коробочку. – Это радиостанция. Последняя американская разработка, на каких-то там транзисторах, но прогрева не требует, включишь и сразу работаешь. Тумблер – включение, эта кнопка – прием-передача, антенна выдвигается вот тут. Настройка не нужна, частота одна. Радиус действия в воздухе километров семьдесят, на земле – от силы тридцать, но наши точки будут по всей трассе. Твою частоту будут постоянно слушать. Если что – сразу вызывай. Твой позывной – Кондор, отвечать тебе будет Архар. Архар-1, Архар-2 и так далее. При малейшем отклонении от нормального хода полета, при любом подозрении – вызывай. И если по обстановке, независимо от чего угодно, посчитаешь, что надо прыгать – прыгай. Маркова можешь не ставить в известность. Все. Повтори.
Вяткин повторил без запинки. Скворцов помолчал, потом сказал:
– Смотри в оба. Можешь идти. Стой! – Он с отвращением подписал полетное задание, протянул Вяткину. – Отдай там.
Вяткин вышел. Скворцов закурил, подошел к окну и посмотрел на часы. Он знал, через какое время экипаж выйдет и появится на поле, где его будет видно из окна, и они появились вовремя. Они шли через поле к самолету, освещенные январским солнцем: Марков, Вяткин справа от него, еще правее профессор, и даже отсюда было видно, что, несмотря на парашют и летную амуницию, это абсолютно штатский человек. Мелькнула пистолетная кобура на боку у Вяткина, порадовала глаз Скворцова.
– Ладно, голуби, вернетесь – никуда не денетесь, – вполголоса сказал майор, этой фразой почти успокоил себя и отошел от окна. Что бы ни придумал этот профессор, Кондор проследит.
И ни Скворцов, ни Вяткин не знали, что большая птица с красивым названием "кондор" – это, в сущности, южноамериканский гриф, и питается он падалью.
10
Они шли через поле к самолету, освещенные ярким январским солнцем, в ногу и почти что шеренгой; не нарочно, конечно, а само собой так получалось, только профессор отстал на полшага. У самого самолета строй сбился, Марков первым полез в кабину по алюминиевой лесенке, Вяткин и Завадский стояли и смотрели снизу, потом полез профессор, а бортмеханик последним.
Подключив разъемы шлемофонов к переговорному устройству, они начали обычную проверку, подготовку к полету и запуск двигателей. Через пятнадцать минут все шесть винтов вращались, все шесть двигателей были прогреты, и Завадский запросил разрешения на вылет.