Кто хочет стать президентом?

– Да брось ты! Разоблачить хитрость гада с двойным гражданством, чтобы он не подрывал родную «нефтянку», которую отцы наши и деды на своих жилах вытянули, – какая же это политика, это, блин, подвиг!

Боков пошел к двери, открыл ее, и на него вдруг блеснула огромным влажным глазом стоявшая едва ли не в проеме лошадь. Подполковник сделал шаг назад.

– Да, тут же тебе и деньги положены, чуть не забыл. Майор отсчитал ровно треть, остальные вернул Бокову.

– Будь другом, хотя никогда не был, завези семейству. Боков вздохнул, скривил физиономию:

– По-моему, это зря.

– Теперь я буду решать, что зря, что не зря.

Боков неприязненно посмотрел на дружелюбную лошадь.

– В любом случае об Игорьке мы позаботимся. На это можешь рассчитывать.

«Вот этого я больше всего и боюсь», – подумал майор.

Глава вторая Ненормальная американка

Г. Грин Ривер, штат Иллинойс

За час до авто-авиакатастрофы на Зеленой реке

Мистер Реникс собирался выйти из дома через кухню, где, как он знал, находится его дочь Джоан. Вот уже четыре дня, как она вернулась из поездки в Дафур в составе миссии мистера Клуни, и с ней было очень тяжело разговаривать. После смерти миссис Реникс пять лет назад отец и дочь сблизились, стали не только родственниками, но и друзьями, у которых нет тайн друг от друга. Джоан даже доверяла отцу свои сердечные переживания, что бывает не так уж часто. И мистер Реникс, несмотря на свое сугубо техническое образование, проявил себя человеком, способным понять тонкие движения девичьей души. Впрочем, эта сторона жизни – мальчики, вечеринки – не занимала в жизни Джоан не только главного, но даже заметного места. С течением времени это становилось все очевиднее. В колледже она уже сильно отличалась от сверстниц, что и радовало и пугало отца. Джоан не могла пройти мимо выпавшего из гнезда птенца, даже пыталась помочь дождевым червям, которых находила после ливня на дорожке, ведущей к дому… И росла бы хоть дурнушкой, заторможенной в развитии. Однако ее ай кью всегда был одним из самых высоких в школе, плюс стройные ноги, рыжая копна волос, зеленые веселые глаза. А поведение – монашки. Правда, довольно деятельной. Мистер Реникс не был чистопородным католиком, как его отец, максимум – неуверенным деистом, и, с уважением относясь к людям, избравшим духовную карьеру, не хотел бы, чтобы такую карьеру избрала его дочь.

И вот эта суданская поездка.

Мистер Реникс вначале надеялся, что Джоан больше интересует голливудская улыбка руководителя проекта, чем собственно страдания голодающих аборигенов. Но оказалось, что зеленые глаза ее тускнеют и туманятся как раз от мыслей о несчастных африканцах и чинимых против них несправедливостях. И тут дело не ограничивается одними лишь печальными впечатлениями, из них произрастают некие выводы. Да, надо обладать очень тонкой душой, чтобы из факта суданского голодомора выработать в себе, юной гражданке США, чувство персональной вины за происходящее. Может быть, все это пройдет с возрастом, но мистер Реникс уповал на это не сильно.

Джоан наливала диетическое молоко в зеленую керамическую миску с кукурузными хлопьями. При этом было отчетливо видно, что есть ей не хочется.

Мистер Реникс стоял некоторое время перед нею, перекладывая дипломат с конфиденциальными документами из одной руки в другую. В дипломате лежали планы последней серии опытов, с помощью которой доктор Реникс намеревался серьезно продвинуться со своей лабораторией по пути создания нового вида топлива, то есть в итоге еще больше укрепить промышленную и политическую мощь США. Перед ним сидела дочь, считавшая именно эту политическую и техническую мощь главной причиной всех несчастий, происходящих в мире. Не дико ли, что такая отвлеченная проблема может стать причиной разлада между людьми, по-настоящему любящими друг друга! Возможный успех мистера Реникса отчетливо попахивал Нобелевской премией, но ситуация лишала его нормальных в данном случае радостных предвкушений.

Господин инженер тяжело и длинно вздохнул. Джоан вяло улыбнулась. Отец понимал, что не может просто так взять и уехать. Хотя, казалось бы, все давно проговорено и выяснено, всегда остается ощущение, что в конце концов найдутся те самые главные слова, способные убедить, доказать…

– Папа, езжай, я тебя люблю, и я знаю наизусть, что ты можешь мне сказать. И ты знаешь наизусть, что я могу ответить тебе.

Мистер Реникс опять переложил дипломат из руки в руку.

– Меня угнетает странность ситуации. Как будто мы поссорились из-за квадратуры круга или магнитного поля Земли. Между нами нет лжи, нет недоверия, я стараюсь быть внимательным к тебе и не подавлять твою свободу…

– Не казнись, ты идеальный отец.