Ксенос и фобос (СИ)

   Вот и выходило, что не был Сидорчук "единственным сталкером". Главное, он знал об этом. Вернее, не точно знал, но догадывался, куда и зачем уехал Кудряшов, и чем он там собирается заняться. Другое дело, что никто не знал, что выйти из Зоны оказалось вполне возможно. Спокойно, без паники, прогулочным шагом, с остановками, с пикником на природе, на обочине тропы, без крика, без мыслей - "бежать, бежать, бежать!". И еще, кажется, немаловажным фактором было присутствие "постороннего" - того, кто пришел в Зону позже начала событий.

   Это выходило, что и сам Кудряшов - тоже сталкер, как Сидорчук. И Вера, и студенты, которых она привела, и теперь их надо было найти - кровь из носа. И те студенты, которых пригнали сюда уже в мае. И все, кто приезжал и приезжает в город - они все, получается, могут выйти. В любое время. Могут выйти сами. А вывести?

   За два дня Кудряшов обустроил тропу, как надо. Кроме засечек натянул еще шпагат между деревьями, навешал на него красных лоскутков от порезанной парадной скатерти из первой школы, в которой имел долгую беседу со строгим лысым старым директором. Порубил и отбросил в сторону кустарник, мешающийся под ногами. На лужайке, той, что посередине почти, выкопал яму, обложил булыжником и организовал кострище - это сейчас тепло, а что там будет дальше? И вторую яму на краю - под мусор.

   ...

   А там, на той стороне, на "большой земле", тоже торили дорогу, только уже по-настоящему. Правда, заканчивалась она как раз в показанной Верой рощице. Как передали из Москвы, это было сделано для того, чтобы "не светиться" перед "соседями". С политической точки зрения это могло быть не совсем правильным, чтобы видели из космоса массовую эвакуацию, как сказали Кудряшову. И рекомендовали выводить детей в облачную погоду или еще лучше после захода солнца.

   Ну, так, осенью-то почти каждый день - облака.

   Кудряшов набивал свой "уазик" школьниками. Справа сидела Вера, как уже знающая дорогу и проверенная. Сзади помещались пятеро на сиденье плотно-плотно и на коленях друг у друга, и еще четверо на откидных стульях. За два рейса он отвел, держа за руки, останавливаясь на каждый писк, перекусывая на полдороги на той лужайке, первую партию детей, которых подхватывали чуть не из рук в руки прямо у границы, у начала пашни (в Зону все же никто так и не заходил - приказ действовал). В рощице вдали ворочался, порыкивая, автобус, выбираясь по узкой, только что созданной на пустом месте из простой щебенки и бетонных плит "военной" дороге.

   - Ну, вот,- вздохнула сзади Вера.- А то тут детей этих...

   - Ты еще почему здесь? Почему не уехала сразу?

   - А ты?

   - Это моя работа, понимаешь. Я тут вроде как на службе...

   - А дети, чтоб ты знал - это моя работа. Мы еще не всех отсюда вывезли. И вообще, думай, где добывать транспорт, а то до зимы не справимся.

   - Да, да...,- кивал Кудряшов, прикидывая, к кому и за чем ехать. У этих на крупном заводе есть автобусы. У этих - грузовики. Если вытянуть цепочкой детей, вести сразу сотню, две сотни... И не одну цепочку, а, скажем, две, три параллельно... Тогда до снега... Он поднял голову, присматриваясь к облакам. Нет, до снега точно надо управиться! Кровь из носу!

***

   Дашка шмыгала носом, полоща в холодной воде умывальника кружки и тарелки. Это была "их" посуда. Когда не ходили в столовую, что чаще всего было последнее время, она приносила оттуда еду прямо в комнату. Ей давали на кухне, сзади, по знакомству, и еще потому что - Сидорчук. Но относить грязную посуду на мойку было уже неудобно. Она относила всегда чистую, а брала новую, с тем, что дают.

   Иногда Виктор привозил еду из города. Тогда был как бы небольшой праздник. Фрукты, конфеты, колбаса копченая, вкусные сладкие соки. При желании можно было найти и спиртное, но Сидорчук стоял на принципе: всем нельзя - значит, и нам нельзя. Но как же нельзя, если вон Михалыч опять пьяный ходит? А Сидорчук делал тупое лицо и говорил: я, говорил, с ним не пил. И я, говорил, ему не наливал. И не подавали ему в столовой. А командир ввел сухой закон. И все.

   А иногда так хотелось немного романтики. Совсем немного: к конфетам и шоколаду - бутылку шампанского. И чтобы налить в фужеры и не торопиться скорее выпить и потом закусывать, чавкать и жевать, а сидеть долго, разговаривая о разном, вспоминая время, каким оно было раньше. Даже и о любви разговаривая, да! Хоть разок...

   - Даш, можно тебя?

   - Ой,- вздрогнула она.- Виктор, твою же мать! Ты чего, как кот? Страшно же!

   - Даш, познакомься. Это Вера. Она с Заозерья. Вы поговорите тут, девочки. А я пока к командиру схожу.

   Виктор взглянул на часы, пошевелил губами, будто считая:

   - Через полчаса вернусь.

Глава 19

   - Как, ты упал с неба?

   - Да,- скромно ответил я.

   - Вот забавно...

   Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц

   Марк стоял перед столом и тщетно пытался объяснить этим военным то, что ему самому еще не казалось вполне ясным. И кроме того ему было страшно.