Ксенофоб

Тем временем свет уже стал ярче, и, пока Степан и его подчиненные проходили к столику, я сумел рассмотреть его наилучшим образом.

Еще совсем молодой для его статуса — на вид не старше тридцати, среднего роста, не слишком широкий в плечах, он при этом отличался от своих товарищей, так же как породистый пес отличается от дворовой стаи, даже если им приходится какое-то время бегать вместе.

Чувствовались в нем изрядное достоинство и несгибаемая воля, без которой в его работе в принципе невозможно было добиться успеха.

Одет Степан был по последней моде: костюм в тонкую полоску, цветастый галстук и лаковые черно-белые штиблеты. В руках он держал трость, но я не сомневался, что у этой троицы имеется при себе и иное оружие.

Не успели новые гости усесться, как их стол заставили тарелками и разнообразными бутылками. Не забыли и о чайничке.

Степан благосклонно кивнул официантам, впрочем, не удостоив их чаевыми. Но мне показалось, что халдеи остались довольны одним лишь отсутствием нареканий. Умел Симбирский обращаться с людьми, ничего не скажешь.

Выждав несколько минут, дабы проверить, не появится ли еще кто-то в зале следом за Степаном, я поднялся на ноги, оставив на столе сорок марок — весьма щедрая плата даже по здешним расценкам.

Все это напомнило мне давний эпизод — вечер, когда я познакомился с нынешним императором Руссо-Пруссии. Тогда представление тоже было в самом разгаре, но потом началось страшное — в зал явились убийцы, и пошла кутерьма…

Сегодня все выглядело мирно и спокойно. Марлен пела очередную песню, гости слушали, впрочем, уже немного придя в себя и не забывая закидывать в утробу очередную порцию еды и наполнять бокалы и стаканы горячительными напитками.

Я двинулся было в сторону уборной, и никто, включая охранников, не обратил на меня внимания, но примерно на половине пути я плавно изменил маршрут, якобы решив дослушать песню у очередной колонны, и спустя некоторое время оказался прямо за спинами тройки деловых.

При желании я мог убить их всех за пару секунд прямо тут, и никто не успел бы мне помешать. Затем, воспользовавшись поднявшейся суматохой, я легко скрылся бы из ресторана. Возможно, этим я решил бы большую часть своих проблем… Жаль, что я не убийца. По крайней мере, за деньги я не убивал никогда, если, конечно, не считать офицерское денежное довольствие на войне — деньги за смерть.

— Господин Симбирский, — негромко позвал я, но спины у всех трех человек, сидящих за столом, мгновенно окаменели, — нам бы поговорить наедине. Поверьте, это в ваших же интересах…

Степан медленно обернулся, вглядываясь в мое лицо. Его телохранители дернулись было вверх, но Симбирский резким движением руки вернул их на место. Сам он выглядел интересно: тонкие подкрученные усики, прилизанные волосы, разделенные на ровный пробор посередине, и совершенно бесстрашные глаза многоопытного человека. Пожалуй, этот брал не только лихостью, но и умом.

— Хм… Кирилл Бенедиктович, если не ошибаюсь?

— Это он, — подтвердил один из громил.

— Так точно, — не стал отпираться и я. — Искал вас.

— И, как вижу, быстро нашли…

— Это было несложно. Человек — раб привычки.

— Что ж, — легко улыбнулся Степан, — я учту ваши слова. Очень, знаете ли, не люблю оказываться банальным и предсказуемым, это не тешит эго… а также печально, когда оказывается, что безопасность лишь мнимая…

— Нет такого сейфа, который не вскрыл бы умелый медвежатник.

— Да вы прямо философ, Кирилл Бенедиктович. Удивлен! Представлял вас себе несколько иначе.

— Двухметровым недалеким бугаем? Так ведь выглядят все сыщики в романах.

Симбирский вновь улыбнулся.

— Так вот, — напомнил я, — у меня к вам срочное дело.

— А не связано ли оно с тем моим поручением, которое вы взялись исполнить?

— Давайте сразу оговорим нюансы. Я не брался ни за какое ваше поручение. Все, на что я согласился, это переговорить с пернатым. А дальше уже наша с ним договоренность…

— Ну-ну, господин Бреннер, не стоит грубить. Я прекрасно знаю, где именно вы были тем вечером и с кем имели честь общаться. Я вовсе не настаиваю, что поручение сие исходит от меня. Я даже не знаю, о чем вообще речь. Но человек, вам его давший, и мой друг тоже… если я только смею так ее называть… Поэтому не будем пререкаться, а лучше подумаем, как быстрее выполнить требуемое.

— За этим я, собственно, и явился. — Мне не очень понравилась речь Степана. Он сумел все выставить в удобном для него свете, но я-то прекрасно понимал, что у Симбирского в этом деле есть личный интерес. Вот только пока не вычислил, какой именно.

— Что ж, тогда я вас внимательно слушаю. Вам удобно беседовать стоя? Может, присядете за мой столик? Мы привлекаем излишнее внимание.

Я и сам заметил, что на нас уже косятся. Степан был личностью известной, даже популярной. И, несмотря на широту взглядов владельца ресторации, у охраны и он, и его люди были на особом счету — за ними приглядывали, разумно ожидая неприятностей.

— Нет, предлагаю поговорить на улице. Здесь слишком много глаз и ушей. А дело, как вы знаете, весьма деликатное.