Крысы в городе

— Разве можно называть наивным того, кто остается верен своему идеалу?

— Ладно, кончай, мы не на семинаре политпроса. Речь идет о твоей судьбе.

— Даже так? В чем меня обвиняют?

— Ты не способен работать в команде. — Казаков свирепо отодвинул от себя стопку бумаг, положенных секретаршей на подпись. — Придя к власти, мы, демократы, оставили тебя на месте, в органах. Сделали генералом. Мы надеялись, что ты будешь работать честно…

— Меня обвиняют в нечестности? Тогда изволь привести факты.

— Я о честности в широком смысле: Нам всем сейчас нужно работать в команде. На всех направлениях. Ты же знаешь, демократы — под ударом. Случай с кражей в церкви давал отличный шанс власти. Доложи ты мне о том, что украденное найдено, мы бы выставили находки в мэрии, пригласили прессу. Затем торжественно передали бы имущество архиерею.

— Я понял» Николай Зиновьевич. Дело можно исправить. Мы задержали домушников, которые обчистили пять квартир в рабочем районе. Вещи, которые они не промотали, изъяты. Давайте выставим их в мэрии…

Казаков резко встал.

— Я его слушаю, думаю, он серьезно. Хватит шуток, Сазонов! Есть разница между имуществом церкви и шмотками Марьи Петровны Смирновой.

— Для меня разницы нет. Может, поможете понять?

— Я тебе ее объясню…

Разговору, который вел с ним Казаков, Сазонов нисколько не удивился. В последнее время он все больше ощущал свою ненужность. По воле властей (а в этом генерал был уверен на сто процентов) страна все глубже погружалась в трясину криминала. Все, начиная с приватизации государственной собственности и корчая задержкой зарплаты учителям, врачам, военным, творилось с нарушением законов и позволяло обирать одних и обогащаться другим.

Сазонов на себе ощущал растущее давление даровых денег, которые ему без стеснения предлагали со всех сторон. Его включали в списки на зарубежные поездки, которые неизвестно кто финансировал. Звали на разного рода «презентации» с обязательным вьшивоном и закусоном за счет устроителей. Присылали пригласительные билеты на церемонии открытия новых казино, ночных клубов, «артистических кафе», от которых откровенно смердило ароматами бардака.

Ему предлагали войти в правления компаний, акционерных обществ и даже банков, обещая прекрасную зарплату и ничего не требуя взамен. Несколько раз на такую же тему с ним беседовал Казаков. Советы он давал в шутливой форме, со смешком, но чувствовалось -.на полном серьезе.

— Живешь ты как-то криво, Сазонов. Коттедж у тебя есть?

— Садовый домик.

— Почему не строишься?

— Мне хватает.

— О детях ты думаешь? Да они тебя лет через пять проклянут, как дурака, который не смог в удобное время заложить фундамент фамильного благосостояния.

Сазонов предпочитал отмалчиваться, а Казаков, ощущая его глухое сопротивление, копил недовольство. В конце концов настало время ему прорваться.

— Ты вызывал к себе архиерея?

— Не вызывал, а приглашал.

— Перестань играть в слова. Суть в том, кто к кому приезжал.

— Какая разница?

— А такая: руководитель администрации не считает зазорным нанести архиерею визит в его резиденцию, а начальник Управления внутренних дел…

— Твой визит был актом политическим? Казаков не понял опасности вопроса.

— Все, что делает руководитель администрации, связано с политикой.

Сазонов вздохнул с притворным облегчением.

— А мне участие в политических играх заказано законом. Во всех остальных случаях желательно, чтобы архиерей заезжал ко мне… Особенно если охрана церковных ценностей в его ведомстве поставлена из рук вон плохо.

— Архиерей жалуется, что ты противишься освящению следственного изолятора по православному обычаю. Это так?

— Да, именно так, Николай Зиновьевич.

— Твое упрямство мне непонятно.

— А мне, в свою очередь, кажется, что тебе непонятно не только это, но и многое другое.

— Объясни.

— Есть разница между тюрьмой и храмом. В церковь идут верующие одной конфессии. В тюрьму, заметь, мы загоняем и христиан, и мусульман. Сидели у нас даже кришнаиты. Так вот, если после освящения арестантского дома иноверцы начнут бунтовать, не захотят сидеть в православном СИЗО, мне их приводить к тебе?

Казаков задумчиво покачал головой:

— Тут ты, похоже, прав. Но за все остальное тебя стоило бы уволить с треском.

— Ты желаешь, чтобы я подал рапорт?

— Возражать не буду.

После увольнения Сазонова с государственной должности Рыжов потерял его из виду, не знал, где и чем он занимается. Между тем без места генерал не остался. В тот же день, когда ему сообщили, что приказ на увольнение министром подписан, в кабинете раздался звонок.

— Василий Васильевич? Это Тарасов. «Комбанк». У меня есть желание встретиться с вами. Сазонов ответил довольно сухо:

— Может, скажете все по телефону? Тарасов весело хмыкнул в трубку:

— Мой генерал, разговор только для двух ушей. А у телефонов есть обычай работать на третье ухо.

Они встретились. От Тарасова отставной генерал вышел в ранге начальника службы безопасности банка, члена его правления и вице-президента.

В необходимости назначения на последнюю должность Сазонов высказал большое сомнение. Но Тарасов был непреклонен.