Крысы в городе

Ровно через полчаса Сазонову доложили, что с ним просит встречи священник Павлов Серафим Евгеньевич.

— Пусть пройдет, — разрешил генерал и собрал со стола лишние бумаги.

Осторожно открыв дверь кабинета, тихим крадущимся шагом вошел довольно молодой священник в рясе с серебряным наперсным крестом на груди. Не доходя до стола генерала, остановился, держась ровно, как офицер перед строем. Левая его рука легла на крест.

— Проходите, садитесь, гражданин Павлов.

— Отец Серафим, — ненавязчиво подсказал священник и ласково провел ладонью по бороде.

«Бабник, и удачливый», — подумал Сазонов, хотя вслух сказал:

— Очень приятно, но здесь, как говорят в миру, вы для меня гражданин Павлов. Верно?

— Разве вы не православный?

— Я атеист.

— Прискорбно. — Священник сокрушенно вздохнул. — Русский человек просто обязан быть православным.

— Оставим этот разговор. Русский человек в первую очередь должен научиться быть свободным. Во всем — в выборе, в делах, поступках. Вы верите, я — нет. Я не пытаюсь стыдить вас и не советую этого делать в отношении меня.

— У каждого неверующего есть возможность пересмотреть свое отношение к религии. — Отец Серафим не мог отказаться от своих миссионерских устремлений. — Сейчас православие переживает возрождение. Церковь обретает новые силы…

— Простите, это внутренние темы, которые целесообразно обсуждать в кругу служителей культа. Меня куда больше волнует, что рост православия ни в коей мере не сдерживает роста преступности. Вы должны видеть, что вместе с религией набирает силу уголовная стихия. Я не связываю одно с другим, потому и говорю, что первое меня не волнует, а второе мучает постоянно.

— Нас, поверьте, преступность беспокоит не меньше. Мы связываем ее с падением общественной нравственности, к которому привел общество коммунизм. Разве вы можете это отрицать?

Сазонов не собирался вступать в философский спор. Он не любил душещипательных бесед, зная, что они ни в коей мере не влияют на убеждения. Генерал встречал немало воров, которые носили на шее кресты и считали себя верующими, мотая отвешенный судами срок. В то же время ему встречались сотни людей, которые никогда не произносили имя Господа, но не воровали, не пьянствовали, честно трудились.

Чтобы поставить точку в разговоре, который начался вопреки его желанию, Сазонов сказал:

— Я не готов к богословской дискуссии, но могу твердо заявить: вы передергиваете факты либо их просто не знаете.

Отец Серафим нервно затеребил бороду. Он не ожидал такого ответа. Ему казалось, что в нынешних условиях для государственного служащего поддержка церкви — показатель его лояльности властям и политике президента. Разве не демонстрирует Ельцин своей приверженности православию? В Москве один за одним возводятся некогда разрушенные храмы. Высшие государственные чины посещают богослужения. Выстаивают.всенощные.

— Вы были коммунистом? — спросил священник, и в вопросе прозвучал зловещий подтекст. Таких вопросов пугаются сейчас.

— Почему был? — Сазонов нисколько не стушевался. — Убеждение не кальсоны, хотя я знаю немало таких людей, что уже сняли их на виду у всех. Но давайте честно: вы убеждены, что они верят искренне, когда приходят в церковь?

— Не дело священника решать, кто верит, кто нет. Церковь не судит. Она наставляет. И, если уж на то пошло, мне по душе, когда бывшие большевики осознают, что творили дело неправое и клеймят свое коммунистическое прошлое.

— Не надо, Серафим Евгеньевич. Если вы о большевике Александре Николаевиче Яковлеве, для меня он не авторитет. Был в руководстве партии, а теперь дело своих же рук поливает грязью. Извечная фигура Иуды.

— Да, но он вырос в коммунистическом угаре и пошел против него сознательно. Разве это не достоинство?

— Я, господин Павлов, не крушил храмов и не одобряю таких методов. Но должен заметить, что люди, преследовавшие церкви, давившие клир, — это воспитанники самой религии. Другой идеологии в России до революции не было. Сталин, Микоян — слыхали о таких? — учились в духовных семинариях. Почему же вы не говорите, что измена церкви не была их достоинством?

Отец Серафим не выкидывал белого флага капитуляции. Он даже себе не мог признаться в том, что спорить с милиционером оказалось непростым делом. И он сделал то, что следовало сделать в таких условиях:

— Господин генерал, вы звонили в епархию, хотели побеседовать с архиереем. Владыко поручил мне провести с вами этот разговор.

Сазонов улыбнулся открыто, искренне.

— Самому архиерею приехать ко мне не позволило его номенклатурное положение в церковной иерархии? Я понимаю, понимаю, но это ваши трудности. Мне желательно говорить только'с архиереем.

— Господин генерал, я облечен доверием его преосвященства в полной мере и получил самые широкие полномочия.

— Отлично, воспользуйтесь этими полномочиями и сообщите архиерею, что я жду его сегодня. Время он может уточнить по телефону…