Крысолов

Стас промолчал. Перестал орудовать вилкой в пластиковой упаковке с морковкой по-корейски. Поерзал в кресле, задумчиво простучал ногтями по деревянному подлокотнику.

Кресло было у стены, в самом углу комнаты. Не то чтобы гэбэшники отогнали его подальше от стола. Нет, не они. Сам выбрал.

Серый сидел рядом и хмуро грыз булку. Без привычного дикого аппетита. Почувствовал, что что-то не так? Дмитрич зазвенел стаканами.

— Этому наливать?

— Да налей, пусть хлопнет… — Толстяк хмыкнул. — Разговорчивее будет…

Дмитрич сдвинул с краешка стола запасы из холодильника и втиснул три стакана. Свинтил пробку с запотевшей бутылки и плеснул по стаканам.

Протянул один Стасу.

— Ну, давайте… — сказал толстяк. — За нас, в общем.

Они с Дмитричем чокнулись, протянули стаканы к Стасу.

Стас стакан не поднял.

— Не чокаясь, господа.

Гэбэшники переглянулись.

— Брезгует? — предположил Дмитрич, нахмурившись.

— Да нет… Это он слезу давит… Типа, что он уже практически покойничек. Чтоб нас совесть замучила. Когда ему в нашем головном офисе лобные доли резать будут.

— А что, правда будут? Для чего он им? Ориентировка-то… — Дмитрич неопределенно мотнул головой.

— Может, и будут, — пожал плечами толстяк. — Но ведь сам заслужил, верно? За просто так в наш головной офис не таскают. Значит, заслужил. Бог не тетка, он все видит. И за все надо расплачиваться. Жировал в своем Пригороде? Жировал. Так что теперь пусть не ноет… — Развернулся к Стасу: — Ну и хрен с тобой, Крысолов! Не хочешь с нами пить, не надо. А вот на подсознание нам капать не стоит, сами умеем. Твое дело бегать, наше дело ловить. И свое дело мы честно делаем… Ну, будем, капитан!

Они еще раз чокнулись и выпили.

— Честно делаете? — кисло усмехнулся Стас. — То есть ориентировка на меня оформлена по всем правилам? И в чем же меня, в таком случае, обвиняют?

Толстяк сморщился. То ли от водки, то ли от слов. Почти по-доброму попросил:

— Не выеживайся, Крысолов…

— Раз ориентировка пришла, значит, в чем-то обвиняют, — сказал Дмитрич. — А в чем, это уже другой вопрос. Не наше дело. Меньше знаешь, крепче спишь. Верно, майор?

— Вот как? — сказал Стас. — И это называется — честно? Хорошо же вы работаете, господа.

Стас опрокинул в себя с донышка стакана.

— Нет, ну что вы за народ такой, пригородные, а? — сказал толстяк. — Все бы вам испоганить, все бы в душу плюнуть. С тобой как с человеком, вот, пожрать дали, а ты, сволочь, все… — Толстяк махнул на Стаса вилкой, крякнул и принялся за блинчики.

— Лес рубят — щепки летят, — сказал Дмитрич, глядя на Стаса, но то и дело косясь на толстяка. — Правильно, майор? Законы законами, а главное — дело. Нам что сказали, то мы и делаем. Раз надо — значит, надо.

— Кому надо? — уточнил Стас.

— Не умничай, — буркнул толстяк.

— Нам надо! — сказал Дмитрич. — Фирме. Народу. России. А такие, как ты, только о своей заднице и думают! А родина вам по фигу… Так что все правильно. С такими, как ты, только так и надо. Правильно, майор?

Толстяк сморщился, жуя блинчик, и ничего не ответил. А когда прожевал, поглядел на Стаса.

— Ладно, Крысолов… — Толстяк хлопнул Стаса по плечу. Да так и оставил на плече руку этак по-дружески. — Сам же все понимаешь… Будь мужиком, научись принимать жизнь такой, какая она есть. Ну, не повезло… Мы-то не виноваты, правда? Судьба у тебя такая, значит.

Стас дернул плечом, сбросив руку майора.,

— Нет, он точно брезгует, — сказал Дмитрич.

— Да, — нахмурился толстяк. — С ним, сукой, по-человечески, а он морду воротит. Все права качает…

Дмитрич продекламировал:

– “А не испить ли нам кофею, графиня?” — “Отнюдь, граф”, — ответствовала графиня. “Брезгуешь, падла”, — сказал граф”.

— И имел графиню четыре раза! — довершил толстяк хором с Дмитричем. Поглядел на Стаса:

— Ну чего, Крысолов? Я вижу, наелся уже, раз умничать начал? Последняя просьба невинно осужденного исполнена, мученик ты наш? Можем ехать?

Стас кисло усмехнулся, гоняя вилкой остатки морковки и не поднимая глаз. Не о том думаешь, служивый… Впрочем…

Как ты сказал? Судьба, значит, такая? Может, ты и прав…

Ну, судьба так судьба.

Стас опять поерзал в кресле. Еще немного отодвинув его от стены. Опять задумчиво простучал ногтями по подлокотнику простенький ритм.

— Ну все, что ли? — спросил Дмитрич. — Идем, майор? Давай сгребем это. — Он кивнул на стол. — В машине доешь. Ну, поехали! Посмотри, и так времени уже сколько! Целый день тут торчим!

— Ну чего сидишь? — Толстяк покосился на Стаса. — Наелся? Все? Давай топай на выход.

— Почти все, — сказал Стас. Кивнул на Серого. — Шимпанзе. Его надо в туалет сводить.

Стас привстал, но толстяк махнул рукой: стоп, не стоит пока подниматься с кресла.

— По очереди. Сначала шимпанзе, потом ты. — Кивнул Дмитричу на Серого, взял со стола пистолет. — Займись мартышкой, капитан, а я этого посторожу.

Стас пожал плечами — словно ему совершенно безразлично, кто поведет Серого в уборную.

Главное, не выдать ожидания. Весь расчет и был на то, что они напрягутся. Напрягутся и не дадут сходить в уборную вместе с Серым. Решат сделать это сами. И, значит, разделятся.