Крысолов

Стас поставил на первую передачу и повел “норку” через кусты. Медленно, трудно. Прутья гнулись нехотя, упрямо давили обратно — и даже когда сгибались, потом мстительно хлестали по корпусу, распрямляясь.

Но это еще что, это еще цветочки. На этот раз возни будет куда больше. Даже больше, чем три часа назад, когда секвенсор грузили на Алике.

Теперь его надо затащить в “норку”. А впихнуть в тесный кузов силами грызунов полтонны — да не в банках или коробках, а одним цельным, здоровым куском! — это тот еще фокус… Минут десять активных физических упражнений с огоньком и матерком.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Двадцать. Как скотина под плугом.

Стас присел на задник “норки”, утер рукой пот со лба. И это еще хорошо, топотушка подсобила. А то бы до утра возились…

Вокруг кустов суетились сотни крыс. Словно наводнение, будто где-то рядом разлилась черная река. Живая.

Ладно, хоть согрелся… Если бы еще руки-ноги не дрожали от усталости. Дела-то не кончились.

— Роммель!

Стас вставил себя подняться, обошел машину и забрался в кабину. Вылез обратно с подзарядившейся от аккумулятора планшеткой.

Роммель уже ждал.

— Объясняю диспозицию, герр майор.

Стас вывел на экран карту и стал объяснять.

Придется разделиться. Пять сотен крысиных душ — это почти три тонны. Плюс полтонны секвенсора. А “норка” и по шоссе-то больше тонны не потянет…

Где-то за деревьями солнце коснулось горизонта, и теперь небо темнело быстро. Темнота с востока расползлась на полнеба, потом потекла на север, съедая закатные тучки.

Вместе с последними лучами солнца подались прочь и крысы. Живое озеро распалось на лужицы, превратилось в робкие ручейки замешкавшихся — и все, последние серые бойцы растворились в кустах.

Алике двинулась следом, сделала несколько шагов — видно, уже привыкла, что куда крысы, туда и она, — но остановилась, оглянулась на Стаса.

Стас отвел взгляд. Встал с края кузова, прислушался. В глубине, за ящиком секвенсора тихо копошилось. Не все отправились в Старый Город на своих четырех. Один взвод, на всякий случай, остался. Лишние полтора центнера “норка” как-нибудь вытянет, а вот тридцать серых душ очень даже не помешают, если что-то пойдет не так.

— Все нормально?

На крышку секвенсора вспрыгнула крыса. Привстала на задних лапках и с силой упала на передние. “Так точно”.

— Хорошо… Лобастый, Рыжик, Скалолазка, Ушастик! В машину!

Еще четыре тени нырнули в кузов.

— Лобастый, за главного.

Стас захлопнул одну дверцу, вторую. Достал ключи, но передумал.

Пусть будет открыто. Если кто-то сунется внутрь, крысы сами будут лучше любого замка. А вот если придется срочно выбраться наружу? Замок только помешает — и им, и тому олуху царя небесного, на помощь которому они полезут.

Стас шагнул к кабине, но замер. Обернулся.

За спиной стояла Алике. И опять у нее было это странное выражение — доброжелательное и застенчивое одновременно. И кажется, немножко тревожное.

Стас вздохнул.

Протянул руку, погладил по хоботу…

— Прощай, Алике.

И наконец-то посмотрел прямо, не отводя взгляд. Прямо в эти голубовато-стальные глаза, словно бы укоряющие, но так робко…

Совсем как тогда, три года назад. Ведь один раз уже прощались.

Только тогда это был еще совсем слоненок. Было море красной листвы с дубов, была Рита-Ритка-Маргаритка и была топотушка Алике, взбивавшая листву, как розовый крейсер рассекает волны, с глухим пам! пинавшая огромный надувной мяч…

Там, на новой ферме, дубов нет. Но чуть позже, когда весна войдет в свои права, те жирные луга будут полны сочной, ярко-зеленой травы. И наверно, там будут одуванчики. Много, целое море одуванчиков. Океан маленьких остроухих солнышек… И то, настоящее — по-весеннему теплое и яркое, высоко в лазурном, еще не выгоревшем до летней белесости небе. Топотушка, уже повзрослевшая. Не такая шустрая, но такая же добрая и доверчивая. И повзрослевшая Марго…

Все это могло бы быть.

На какой-то миг показалось, что так и было — там, в глубине этих голубых глаз.

— Просто пути расходятся, девчонка. Чертовы пути. Расползаются, как раки… Прости…

А может быть, еще встретимся. Если встретились второй раз — почему бы не быть и третьему? Впрочем, это еще вопрос, нужен ли он, этот третий раз ей. Два дня без еды, с полутонной на хребте — куда уж дальше-то?

Стас развернулся и зашагал к “норке”.

Залез в кабину, обернулся:

— Стой! Место!

Захлопнул дверцу, завел мотор и быстро повел “норку” в объезд кустов.

Алике задумчиво наклонила голову. Поглядела в сторону — туда, куда ушли крысы. Снова на машину…

И шагнула следом. Сначала медленно, робко. Потом быстрее, решительнее, побежала.

— Ч-черт…

Стас рванул “норку” вперед.

В зеркале заднего вида мелькнули глаза топотушки — огромные голубые глаза, — а потом она пропала за скоплением кустов.

По крыше проскребли ветки, “норка” подпрыгнула — резко, как будто налетела на бордюр. Потом ухнула вниз. Стас крутанул руль, разворачиваясь. Это и есть старая просека. Теперь машина пойдет по старой колее, как по рельсам.

Прибавил скорости. “Норка” и в самом деле пошла веселее.