Крысолов. На берегу

— Пожалуйста, мсье, можно я выйду и поиграю во дворе?

И Ронни с Шейлой мигом подхватили в один голос:

— Можно, я тоже пойду?

— Пока нельзя, — сказал Хоуард. — Посидите еще немного.

— Не хочу тут сидеть, — возмутилась Шейла. — Хочу пойти поиграть на солнышке.

Николь наклонилась к ней:

— А помнишь слона Бабара?

Малышка кивнула.

— А обезьянку Жако? Что он сделал?

Забавная проделка любимца, как всегда, вызвала смех.

— Жако ухватился за хвост Бабара и залез прямо к нему на спину!

— А зачем?

Тупые серолицые немцы смотрели с угрюмым недоумением. Первый раз в жизни они видели иностранцев, самым своим поведением утверждающих мощь своего отечества. Их смущало и сбивало с толку, что у пленников хватает легкомыслия забавлять детей играми прямо под дверью гестапо. Это пробило брешь в броне их самоуверенности; не очень понимая почему, они чувствовали себя оскорбленными. Не того ждали они после недавней речи фюрера в Спорт-паласе. Победа оказалась иной, чем они ее себе представляли.

Дверь открылась, караульные щелкнули каблуками и вытянулись по стойке «смирно». Николь подняла глаза, взяла Шейлу за руку и встала.

— Achtung![100] — крикнул из канцелярии фельдфебель, и оттуда вышел молодой офицер, Rittmeister[101] танкового корпуса. На нем была черная форма, вроде походной британской, на голове черный берет, украшенный орлом и свастикой, и еще нашивка — подобие венка. На погонах, на черном сукне тускло поблескивали алюминием череп и скрещенные кости.

Хоуард выпрямился. Фоке вынул руки из карманов. Дети притихли и с любопытством уставились на человека в черном.

В руке у него был карандаш и записная книжка. Прежде всего он обратился к Хоуарду:

— Wie heissen Sie? Ihr Familienname und Taufname? Ihr Beruf?[102]

Кто-то более или менее сносно переводил его вопросы на французский, и он записал подробные сведения обо всех, больших и малых. На вопрос о национальности Хоуард назвал себя, Шейлу и Ронни англичанами, отпираться было бесполезно. Национальности Виллема и Маржана неизвестны, сказал он.

Лейтенант танкист ушел обратно в канцелярию. Через несколько минут дверь снова распахнулась и арестованным было приказано стать смирно. Фельдфебель подошел к двери.

— Folgen Sie mir! Halt! Riihrt Euch![103]

Они очутились в канцелярии, напротив длинного стола. За столом сидел ротмистр, который допрашивал их в коридоре. Рядом — немец постарше, у этого грубо вылепленная голова, короткая стрижка, свирепое лицо, пронизывающий взгляд. Он держался очень прямо, деревянно, будто затянутый в корсет; мундир на нем был тоже черный, но более щегольского покроя и с портупеей черной кожи. Этот человек, как потом узнал Хоуард, был майор гестапо Диссен.

Он уставился на Хоуарда, разглядывая его с головы до ног — его одежду, бретонскую шляпу, куртку кирпичного цвета, всю в пятнах, грязный синий комбинезон.

— So, — и он заговорил по-английски, жестко, но вполне сносно выговаривая чужие слова. — Некоторые английские джентльмены еще путешествуют по Франции. — Короткая пауза. — Ницца и Монте-Карло, — продолжал он. — Надеюсь, вы очень приятно провели время.

Старик молчал. Бессмысленно отвечать на насмешки. Офицер повернулся к Николь.

— Вы француженка, — сказал он зло, напористо. — Вы помогали этому человеку тайно действовать против вашей страны. Вы предаете дело перемирия. За это вас следует расстрелять.

Ошеломленная девушка безмолвно смотрела на него.

— Незачем ее запугивать, — сказал Хоуард. — Мы готовы сказать вам правду.

— Знаю я вашу английскую правду, — возразил гестаповец. — Я доберусь до своей правды, хотя бы пришлось эту особу сечь хлыстом, пока на ней живого места не останется, и сорвать все ногти.

— Что именно вы хотите знать? — негромко спросил Хоуард.

— Я хочу знать, каким образом вы ее заставили помогать вам в вашей работе.

Тут старика тихонько, но настойчиво потянули за рукав. Он опустил глаза, и Шейла шепотом потребовала внимания.

— Сейчас, — мягко сказал он. — Подожди немножко.

— Я не могу ждать, — был ответ. — Мне надо сейчас.

Старик обратился к гестаповцу.

— Тут есть маленькое неотложное дело, — сказал он кротко. И указал на Розу. — Можно ей вывести отсюда на минуту эту малышку? Они сейчас вернутся.

Молодой танкист широко улыбнулся; даже черты гестаповца чуть смягчились. Лейтенант сказал два слова караульному, тот выслушал, стоя навытяжку, и вывел девочек из комнаты.

— Я отвечу вам так подробно, как только могу, — сказал Хоуард. — Никакой работы во Франции у меня не было, просто я пытался вернуться в Англию с этими детьми. Что до этой девушки, то она была большим другом моего погибшего сына. Мы с нею были знакомы и раньше.

— Это правда, — сказала Николь. — Когда всякое сообщение с Англией прервалось, мсье Хоуард пришел к нам в Шартр. А Фоке я знаю с детства. Мы просили его доставить мсье и детей в Англию на лодке, но он не согласился, потому что это запрещено.

Хоуард стоял молча и только восхищался девушкой. Если ей поверят, она полностью выгородит Фоке.

Офицер язвительно усмехнулся.