Крысолов

– Именно за этим. Достичь просветления через опьянение. Впасть в прости… просра… тьфу, в, мать ее за хвост и рога, прострацию! И ни о чем не думать. Ни о трех проворовавшихся скотах, ни о вероломных ублюдках-ликтах… я не хочу думать! – простонал Диего. – Великий Огонь, ты же все видишь… ты видишь, как мне все это надоело! Одинокий герой хорош в дешевом романе, а не в жизни. А я не могу даже создать толковую сеть осведомителей, потому что даже с особыми полномочиями я здесь, за океаном – никто! Диего Раскона? А кто это? И поэтому я вынужден устраивать одну дурацкую авантюру за другой, потому что без репутации я не смогу ничего… не смогу создать систему, которой уже будет не важно, что ее создатель валяется где-нибудь с простреленной башкой! Пока же то, чем я занят, это бессмысленная возня в грязи… а-а, проклятье! Крестьянин пашет – и видит, как на его поле всходит поросль. Купец идет вечером из лавки, зная, что его кошелек стал толще на пару монет. Благородный тан ищет славы для рода – и добывает ее в честном бою со столь же достойным противником. А я… я вычерпываю дерьмо, Интеко, чайной ложкой – и его ведь не становится ни капельки меньше, наоборот, оно прибывает! Кажется, только что было чуть ниже колен – бах, и уже бедра почти скрылись!

– Ты не прав, красавчик. У тебя в рассуждениях методологическая ошибка.

– Мето… Отец-Солнце, какие умные слова знаешь пьяная ты!

– Бе-бе-бе, Диего, бе-бе-бе.

– А при чем тут овца?

– Овца – ни при чем. Бе-бе-бе значит: Беременность и Большая Библиотека. Вот лучший совет по женской учебе. Если не дают поднять ничего тяжелей пушинки, быстро понимаешь, что тебе осталось только сидеть в кресле на террасе и читать.

– Знакомо, – понимающе кивнул Раскона. – У отца тоже была Бе-Бе, и когда я в детстве болел, то выстраивал вокруг кровати целую крепость из книг.

– Тогда ты читал не те книги. Ну или ни хрена не понял в прочитанном. Ты ведь сражаешься против зла, тан Диего Раскона, тут другие расчеты. Те поклонники Черного Петуха, которых мы отправили на виселицу, к Темному или к Морскому Старцу – они уже никого не убьют. Бессмысленная работа… да что ты можешь знать о ней! Вот когда ты весь день крутишься на потеху толпе, а к вечеру в жертвенной кружке дно едва прикрыто парой медяков – вот что такое бессмысленная работа, капитан-командир!

– А знаешь, – взгляд Раскона сейчас казался почти таким же пустым, как и его стакан, – однажды я тоже был актером.

– Иди ты, – привычно буркнула Интеко и, чуть помолчав, спросила: – В самом деле?

– Клянусь фамильным склепом. Мой наставник решил, что актерство станет неплохим дополнением в моем образовании. Знаешь, у него порой бывали весьма странные идеи по поводу воспитания благородного иторенского тана.

– Я так понимаю, он и человек был странный.

– Угу, – кивнул Диего. – Необычный.

– И ты выходил на сцену?

– Угу-угу. В спектакле по пьесе тана Малео Дава, «Война коней и свиней». Это про гражданскую…

– Мы ставили пьесы Дава, – перебила его Интеко. – И кого же играл ты? Козлика из третьего акта?

– Нет, мне досталась чуть более ответственная роль, – усмехнулся Диего. – В ней было целых четыре слова… и десять выпадов рапиры.

– Постой… ты играл королевского пажа?!

– Второй акт, четвертая сцена, – подтвердил Раскона. – Лес, дорога, Рикардо Третий, Убийца Принцев спасается бегством из взятого Вепрями замка. Вся его стража осталась позади, пытаясь задержать погоню, рядом с королем скачет лишь мальчишка-паж… и тут, как в уличной шутке, из-за угла выходят четверо в масках.

– …и вскричав: «Мы прорвемся, мой король», юный паж бесстрашно ринулся на врагов своего господина, – продекламировала Интеко. – Плеснуть еще рома?

– Пока хватит. Захочу потом, налью сам.

– Как пожелаешь. Но учти, красавчик – потом уже может и не быть.

– Чтобы в Сан-Фокси, да не найти бутылку рома? – усомнился Диего. – Конечно, на дворе ночь, да и немного война, но…

– Я не про ром, Диего, – медленно покачала головой женщина, – совсем не про ром.

Раскона не нашелся с ответом. Помедлив, он убрал свою ладонь со стакана – и абордаж-мастер «Мстителя» щедро плеснула своему капитану масляно-черной жидкости.

– А что было потом?

– Потом?

– Ну, когда ты сыграл.

– Потом я играл труп, – сказал маленький тан. – То есть валялся в углу сцены, изображая приманку для мух. Мухи мне верили.

– И как? – тихо спросила Интеко. – Понравилось тебе… быть трупом?

– Нет.

– А вот я, – со стороны казалось, что женщину колотит дрожь, – уже свыклась с этой ролью. Срослась.

– Тебе стоило бы закончить с ней.

– Не сейчас! – склоненная над стаканом бутылка дрогнула, кропя чернотой доску. – Не раньше, чем я увижу Зеленого Томми на костре!

– А что будет потом?

– Не знаю…

Глаза женщины казались сейчас Диего отражением стакана – темные круги, по которым медленно плыл крохотный огонек свечи.

– Веришь, красавчик, ни разу не думала об этом. Я живу мыслями лишь о мести… одержима ими… как восставший мертвец.

– Ты не очень-то похожа на зомби.