Крысолов

На дороге возле дома Клариссы, почти вплотную к моей машине, стоял мощный черный автомобиль Шехнера. Вот уж кого я не ожидал здесь и сейчас увидеть! Любопытно, зачем он сюда пожаловал? Совершать прогулки по вечернему городу после окончания рабочего дня было совсем не в его манере.

Заметив меня, Шехнер выбрался из автомобиля и с улыбочкой бодро зашагал мне навстречу.

— Привет, Хэнк! Проезжал мимо, и вдруг вижу твоя колымага. Э-э, думаю, наш главный крысолов затеял что-то нечистое в этом укромном местечке. Короче, признавайся, в чем дело?

— Не радуйся прежде времени, я никого не обворовывал. Поставил позавчера в этом доме ловушки, а сегодня заходил их посмотреть, — сказал я, кивнув на прорезиненный мешок с мертвыми крысами, который держал в руках, и только сейчас вспомнил, что позабыл попросить Клариссу расписаться в регистрационной книге. Какая досадная промашка! Впрочем, промашка — простительная. Сидишь рядом с красивой женщиной, ведешь с ней проникновенные разговоры, пьешь вино, а потом, как обухом по голове, распишитесь, мол, в регистрационной книге за проделанную работу по уничтожению крыс. Ладно, шут с ней, с подписью. Хорошо хоть, что свой мешок прихватил с собой.

— Взгляни, у меня действительно здесь крысы, — настаивал я.

Поигрывая желваками, Шехнер окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом. Чувствовалось, что он по-своему истолковывал все мои движения и взвешивал каждое мое слово. Нет, но каков субчик! В пору мне было спрашивать, почему он здесь и чем занимается, а не наоборот.

— Значит, говоришь, проверял ловушки? Заливай больше. Меня не проведешь. Наверное, любовницу навещал. Как она из себя?

— Браво, Шехнер, угадал. Любовница у меня — высший сорт, исключительная красавица. Вот мешок дохлятины в подарок ей приносил, но она отчего-то его не взяла, отказалась, — усмехнулся я. — Однако, богатая у тебя фантазия. Не по средствам мне содержать любовницу, мне бы свою семью прокормить.

— Не прибедняйся, Хэнк. И прибереги свое красноречие для другого случая, не то я заплачу от жалости к тебе. А с любовницей можно прекрасно развлекаться и за ловлей крыс — у людей бывают разные слабости. Но я тебя не осуждаю — у меня самые прогрессивные взгляды. Слушай, что-то я замерз, — зябко поежился он, — положи куда-нибудь эту мерзость — носишься с ней, как с писаной торбой — и пойдем ко мне в машину.

Разместившись на водительском сиденье своего автомобиля, Шехнер зажег в салоне свет, расправил широкие плечи и довольно хмыкнул — теперь мы сравнялись с ним в росте, и ему не требовалось в разговоре со мной задирать кверху голову.

— Шутки шутками, но нам необходимо с тобой серьезно потолковать, — сказал он.

— Не возражаю. Но прежде скажи, что там с Венкой?

— Откуда мне знать, что там с твоей Венкой? Я посылал к ней сегодня своего парня. Дверь ему не открыли. Без постановления суда ломать дверь мы не имеем права. Он поговорил с соседями из ближайших домов — ничего подозрительного в последнее время они не замечали.

— Ясно, — протянул я. — Что же теперь делать?

— Ждать. Может быть, она еще объявится.

— А как с Куртом?

— Да никак. Пройдет несколько месяцев, и мы официально объявим об его исчезновении.

— Да, неприятно.

— Между прочим, вина за это лежит и на тебе. Плохо следил за своими людьми, — усмехнулся он. — Хотел спросить, тебе хватает казенного горючего на твои разъезды по городу?

— Пока хватает.

— Это — для автофургона. А для личной машины?

— Тоже, — ответил я, пытаясь догадаться, куда это Шехнер клонит: не ради скуки же он принялся за эти расспросы. Ведь я тоже не без задней мысли задавал недавно вопросы Клариссе.

— Значит, воруешь горючее под шумок на своем складе?

— Нет, не ворую.

— Ну и славно, — кивнул Шехнер. — Клиентам нравится ваша работа? Нарекания есть?

— На всех не угодишь. К тому же весь округ одними нашими силами от крыс не избавить.

— Оно вам и на руку, выгодно. От числа крыс напрямую зависят ваши заработки. Вижу, что на вино даже хватает. Сколько, например, ты сегодня положил денег себе в карман?

— Нисколько.

— Напрасно ты не желаешь говорить со мной откровенно.

— Шехнер, ты призываешь меня к откровенности, а сам говоришь сплошными намеками. Я тебя не понимаю.

— Мне искренне жаль, если так. Объясняю: все, что творится в округе, должно находиться под моим контролем — я не потерплю никакого самоуправства. Доступно я излагаю? — пристально посмотрел он на меня. — Вместо того чтобы исполнять свои непосредственные обязанности, ты разъезжаешь по округу и пристаешь к честным гражданам с всякими идиотскими расспросами. Но они в этом не нуждаются — они нуждаются, в первую очередь, в качественной работе твоей службы. Дальше такое продолжаться не может. Я долго тебя прощал, закрывал глаза на все твои проделки. Но всему есть предел, — эту фразу он подчеркнул особо, подняв указательный палец. — Эта последняя капля переполнила мое терпение. В общем, со следующего месяца ты будешь мне платить. Я не вижу иного способа научить тебя уму-разуму.

Я молчал: ждал, что он еще скажет.