Ей семнадцать, она на три года моложе своего брата Брэда, который куда-то подевался. Она невероятно похожа на Эми, мою собственную дочку, но это не единственная причина, по которой на глаза у меня наворачиваются слезы, когда я вижу Бет.
— Это из истории про морское чудовище, — проговорил я, не дождавшись ответа Колина. — Оно выдуманное.
— Тогда почему он явился?
— Это образно, солнышко, — Колин притянул дочь к себе, — один философ прибег к этому образу, описывая общество без закона и порядка.
— Как это?
К нам приблизился военный в полевой форме. Колин кашлянул.
— Иди, Бет, а то мама заскучает. Я скоро подойду.
Девушка послушно убежала.
— Да, лейтенант? — спросил Колин.
— Господин Лоув… — заговорил военный. У него были короткие седые волосы и рация, из которой доносились треск и взволнованный голос, словно силящийся докричаться до хозяина рации. — Мое начальство на первом этаже сообщает, что сдерживать людей все сложнее. Отдадите приказ стрелять, если?..
— Это бандиты? — перебил его Колин.
— В основном обычные люди, господин Лоув. Они надеются проникнуть на вертолет.
— Бедняги. Стреляйте только в случае крайней необходимости.
— Есть, сэр.
— Долго еще вертолета ждать?
— Пилот сообщил, что они будут здесь примерно через двадцать минут, сэр.
— Ясно. Держите нас в курсе, чтобы люди могли подняться на борт, как только вертолет приземлится.
— Есть, господин Лоув.
Лейтенант зашагал прочь, и я услышал, как он говорит в рацию:
— Вас понял, сержант, но приказано не прибегать к силе неоправданно. Ясно? Да, держите позицию и…
Голос умолк, и остался лишь шорох флагов и сирена полицейской машины внизу, на темных улицах. И Колин, и я знали, что это не полиция: уже год они не осмеливаются патрулировать улицы после наступления темноты — значит, сейчас в полицейской машине сидят четверо парней с автоматами и в меру обдолбанные, чтобы рефлексы еще сохранились, но чувство дозволенного притупилось. Хотя оно не просто притупилось, а вообще исчезло, причем не только у этих отморозков, а и у всего остального населения тоже. Выражение «противозаконные действия» утратило всякий смысл, потому что закона больше не существует.
И это, возможно, единственное оправдание тому, что я сделал.
Я по-прежнему слышал рев мотоцикла, — похоже, у них в глушителе дырка, ну или как там это называется.
II
— До вертолета восемнадцать минут! — крикнул лейтенант.
— Одна тысяча восемьдесят секунд, — сказал Колин.
В уме он всегда считал быстрее, чем я.
С того момента, как обнаружили вирус, до пандемии, охватившей и разрушившей весь мир, времени прошло всего ничего.