Крысиная башня-2

Перед глазами опять, в который раз, всплыла картина, как он её видел тогда, сверху, с козырька над подъездом, сжимая в руках шипастую Устосову палицу: лежащий на асфальте Устос, и воющая, матерящаяся стая гопов, топчущая его. Очень ярко представил. Даже ощутил взмокшую в руке рукоятку палицы; даже ощутил напряжение в правой, толчковой ноге — перед тем как прыгнуть с козырька в гущу шакалов, приложившись кому-либо из них в затылок палицей и сбив ногами другого… Секунды тогда не хватило! — батя с Толиком успели. Батя, Толик — и Люгер с наганом. А если бы у него была в руках вот эта самая бинелька — то и Дима был бы жив. Сто процентов был бы он жив! — гопы не попёрли бы на стволы…

— …ах, какая удачная встреча! — продолжал кудахтать Мундель, — Теперь-то вы, Сергей, сможете подтвердить этим… этим господам, что я журналист, человек свободной профессии! Впрочем, господа, там, в бумажнике, есть моё удостоверение, выданное Союзом Журналистов. Вы можете… а также визитные карточки, по которым вы, несомненно…

Все молчали и смотрели на Сергея, а он, взяв со стола патроны, стал заталкивать их в патронник обреза. Патроны разбухли, и вставлялись туго; он проталкивал их с усилием, давя костяшками. Наконец затолкал; с некоторым трудом защёлкнул стволы. Обращаясь сразу ко всем — и к Мунделю, и к «тройке», и к Женьке, сказал:

— Вот этот вот обрез этот вот журналист украл у меня в Мувске, ещё летом. И из-за того, что у меня не было оружия во время нападения на Башню банды гопов… — вы, может быть, слышали про этот случай, про него полгорода говорило, — так вот, из-за того, что он украл вот этот самый обрез, гопы убили одного очень хорошего человека. Затоптали и забили насмерть. Потому что у них был обрез — а у меня не было. Украл вот он, Сергей Петрович Мундель-Усадчий, «СПМУ», как его в Башне называли.

Мундель всполошился:

— Ты что, то есть — вы что, Серёжа?? Как же так можно говорить — «украл»?? Разве ж я украл? Я взял — попользоваться! На время, да. И… и потом забыл отдать. Вы же помните — такое время было! Все уезжали-уезжали! Вот и за мной той ночью машина заехала — и я попросту… забыл. Да, всего-то забыл… отдать. Да. А так бы, конечно…

— А что машина приедет ночью, вы, Мундель, не знали разве?? — строго спросила Екатерина; но Сергей, поморщившись, остановил её движением ладони. Обсуждать тут было нечего. Доказывать и объяснять — нечего. Всё, что он считал нужным, он уже сказал. Но Мундель, ухватившись за вопрос как за соломинку, зачастил:

— Нет-нет, Екатерина, конечно же я не знал! Как можно! Совершенно неожиданно за мной машина пришла, и я… был вынужден, ну, вы понимаете! Такое время было. Так вышло, вы понимаете…

Щёлк! — его болтовню прервал отчётливый щелчок. Все увидели, что это щёлкнул курок обреза, который Сергей сейчас держал обеими руками, направленным в грудь Мунделю.

Вовчик вскочил. Мундель шарахнулся назад; но, стерёгший его каждое движение Женька подсечкой сбил его с ног.

— Вот паскуда! — рассматривая обрез, с чувством сказал Крыс, — Так засрать оружие. Или ударник не доходит; или патроны отсырели.

— Серёжа, Серёжа! — прогудел осуждающе Отец Андрей, — Нельзя же так!..

— Как «так»?.. — удивился тот, — Сейчас только так и можно. И нужно. Я же вам говорю — из-за него погиб хороший человек. Дима — воин. Он мне часто снится — и каждый раз я не успеваю его спасти, — убивают… Вот из-за него убивают. Понимаете? Устоса убили один раз, — а я его вижу как убивают почти каждую неделю… Сейчас, правда, реже. Так вот, чтобы больше вообще не видеть…

Он вытянул руку с обрезом, целясь в голову сидящему на полу Мунделю. Закрывая лицо ладонями, тот завизжал.

— Не надо, Сергей! — твёрдо и жёстко сказал Вовчик. Так твёрдо и жёстко, что Сергей опустил уже готовый к выстрелу обрез и взглянул на него с неприкрытым вызовом. Для себя он решил — Мунделя он сейчас убьёт! И пусть хоть вся община встанет на его защиту. Убьёт и всё! Должен. Как должен был — и убил! — того гопа с рыжим хаером.

Но всё же не выстрелил сразу, ожидая, что ещё скажет Хорь.

— «В бочку с гвоздями — и скатить с горы», — ты не забыл, Вовчик? — напомнила Катерина; и он непроизвольно отметил для себя, что она в который уже раз за последние дни назвала его не Хорь, а Вовчик.

— Мммдааа… — покачал головой и Отец Андрей, — тут, пожалуй, как раз тот случай, когда милосердие неприменимо; более того — истинное милосердие и будет заключаться в том, чтобы избавить мир от подобного морального урода!..

— Да я не о том! — понимая, что только мгновение отделяет Сергея от того, чтобы снести голову Мунделю прямо здесь, заговорил Вовчик, — Сергей! Пара моментов. Мы, как община, и так-то в долгу перед тобой и твоими друзьями; я так — и в особенности. У меня и в мыслях нет препятствовать твоей… мести. Да и сам я за то, чтобы, вот как Андрей Викторович выразился, «избавить мир от морального урода»; так что, считай, он твой! Но ещё момент…

— Какой же?.. — удивился Крыс, опять уже после слов Вовчика едва не нажавший на спуск.

— Даже два момента, нет, три! — Вовчик сел обратно на табурет и стал загибать пальцы: