Хотя всё уже было сказано, Олег, тем не менее, ощущал желание ещё как-то объяснить и своё решение, и своё состояние. Продолжил:
— Я сегодня открытки старые нашёл, — «тех» времён. Была такая дурость у меня, у нас — на дни рождения типа открыток делать, коллажики такие, с фотографиями и вырезками из журналов, на клею — с пожеланиями. Смешные в основном. Но и… где-то трогательные. Вот… Сидел, пересматривал. Всё никак не мог, не могу понять — как можно было… это всё? предать? Ну невозможно же! Это как самого себя предать; и хуже даже, — потому что когда сам себя — то всегда найдёшь оправдание, себе-то; а вот как придумать, чего ради ты предаёшь человека, который тебе ничего никогда плохого не сделал, а наоборот… как это можно; и че-его ради??
— Ты поплачь, может. Я никому не скажу.
Олег поднял опущенную голову, в неярком свете свечи постарался заглянуть в глаза брату: нашёл время издеваться! Хотя… нет, — говорит совершенно серьёзно, без этих своих ухмылочек.
— Не, Толян. Не получается. Я бы хотел — не выходит. Разучился.
— Ну, бухни ещё, что ли. В конце концов не так часто… такие дела. Завтра готовиться будем, — без тебя обойдёмся.
— Да не. Хватит уже. Норма.
Вздохнул.
— Нет, убить не могу. То есть могу, но… не хочу убить. То есть — не надо. У меня психика реактивная, — ещё чего доброго сниться будет, нафиг мне это. Не хочу. Людей вообще-то не жалею; животных вот — жалко. Но её — нет. Не смог бы. И… и тебе не дам. И… и не надо. Пусть… сама! Сдохнет.
— Сдохнет? — переспросил, удивившись такому определению, Толик.
— Да. Сдохнет. Пусть сама. Я мараться не стану.
— Ну чо. Раз решил. Чо и жевать тогда. — Толик поднялся, подцепил за шнурок со стола свой фонарик, крутанул на пальце, — Давай, до завтра тогда; завтра начнём собираться. Как я понял, там, где сейчас Белка, ей непосредственной угрозы нет… Ладно, чо. Побудешь на хозяйстве, хы. Ты, конечно, не такой шустрый, как Крыс, случись чо — но у нас же теперь и пулемёт есть! И МОНки. Запрёшься — и пересидишь пока; да никто и не дёрнется, полагаю.
— Да я на этот счёт не переживаю.
— А надо переживать. Мы вон, тогда тоже, — оставили Серого одного считай, думали на раз-два смотаемся… Кстати, по Серому. Это ты правильно сказал, — сильно «характерный» он стал. Загордился, что ли. После этого всего. Очень, эта, дерзкий…
— Тогда, на дороге тоже, ведь это он Погара успокоил! — напомнил Олег, — Он, не ты. Есть у него основания быть «характерным».
— Да есть… — Толик вздохнул, — Только видел я, как такие вот «духовитые» кончались, потому что переоценивали себя. Чо-то он разболтался последнее время, не видишь? Дерзит, типа. Команды не слушает.
— Ты это к чему?
— Ну, что поездка эта будет, может, не такой гладкой, как «та Валя» расписывает, — а тут дисциплинка хромает!
— Вот и подтянешь в процессе.
— «В процессе» уже поздно будет подтягивать, если он на меня забивать начнёт! Раньше надо!
— Так чо от меня хочешь-то? Ну, выпорешь его!
Тут уже Толик не выдержал и засмеялся:
— Не, это уж лишнее! Даже и не по-родственному! Драть ремнём пацана, который… да не, в натуре! Хотя иногда хочется! Дерзит!
— Ничего. Приладитесь. Мне иногда тебя выдрать хочется, — ничего ведь!..
— Хы. Ну ладно. Пошли, до завтра. Ты тут добухивай — и отбой…
«ДИМА, ДИМА, ЧТО ЖЕ ТЫ ОПЯТЬ НАДЕЛАЛ??»
… Автоматные очереди подступавших снизу по лестничным пролётам десантников кромсали стены подъезда, как гигантские когтистые лапы выбивая в крашеных стенах глубокие борозды; рикошеты с визгом проносились мимо головы, едва не задев; и я некстати ещё вспомнил Толиково определение «Соловьиная трель» — это когда стремишься попасть в противника не напрямую, а как в бильярде от борта — рикошетом. Тут, в этой долбаной тесноте, выйти на прямой, а значит близкий выстрел было смерти подобно, оттого и я, и они, в основном и лупили короткими в стены, так, чтобы по-возможности зацепить друг друга хотя бы отскочившими от стены пулями. Но пока, кажется, у меня не особо получалось, — и у них тоже, только что исчеркали все стены автоматными «росписями» да накрошили штукатурки, которая мелкой пылью висела теперь в подъезде, мешаясь с пороховым дымом, забивая дыхалку.
Ещё на один этаж МЫ отступили, ещё… Эти черти понятно что хотят — додавитиь НАС до самой крыши, и там прижать и порезать из автоматов, или закидать гранатами. Интересно, чего они подствольники не используют? — у одного, у того что горшок с забралом на башке, на автомате кроме прочего обвеса, как я успел мельком заметить, есть ведь и подствольник… шарахнул бы щас в меня — и привет, Крыс!.. …ааа, хер там, ага, граната же из подствольника взводится только через 20–25 метров полёта, так что в тесноте подъезда лупить в меня из подствольника всё равно что кирпичами кидаться!..