Крымский цикл (сборник)

Он спросил обо мне, и я, как мог, рассказал свою одиссею. Он очень удивился и наивно поинтересовался, почему я, не помещик и не «буржуй», пошел до «кадэтив». Я тоже удивился и спросил его, не к комиссарам ли мне было записываться. Мыкола подумал и сказал, что мне, «вчытелю», надо было вообще не воевать, а «вчыты хлопцив». Нечто подобное, хотя и в других выражениях, мне уже приходилось слышать, и я каждый раз не мог ответить сколь-нибудь связно. О подполковнике Сорокине рассказывать ему не хотелось, и я лишь поведал Мыколе, как у нас, на Юго-Западном фронте в ноябре 17-го разрывали офицеров на части. Не «буржуев» и тем более, не помещиков. Кололи штыками. Втаптывали сапогами в осеннюю грязь…

Мыкола покачал головой, буркнул: «Дурни хлопци», и больше к этой теме мы не возвращались.

Уже заполночь Мыкола предложил стреножить лошадей и пару часов поспать, чтоб как раз к утру подъехать к селу с забавным названием Веселое. Я согласился, но посоветовал все же спать по очереди, – мало ли кто мог бродить в степи ночью. Засыпая, я сунул ему прихваченный с собой карабин. Мыкола, как ни в чем не бывало, передернул затвор и вежливо пожелал мне спокойной ночи.

В село мы въехали поутру и сразу же свернули к полупустому базарчику. Мыкола огляделся и предложил купить молока и хлеба. Я не люблю молоко, но выбирать не приходилось, и я, сунув ему несколько тысячерублевок, попросил прикупить немного меда. Матюшенко объяснил мне, что такие «гроши» здесь не возьмут, а мед лучше всего брать за «катеньки». Однако, походив несколько минут, он принес не только хлеб и крынку молока, но и миску с медовыми сотами. Похоже, он не просто делал покупки. Двое парней, перебросившись с ним несколькими словами, тотчас отошли куда-то за ближайшую хату, и я услышал стук лошадиных копыт; но мы оба сделали вид, будто ничего не произошло.

Мы поехали дальше, солнце уже пекло немилосердно, Мыкола молчал, и меня сморило. Спать под солнцем – неприятное занятие, и меня преследовали какие-то кошмары, покуда я не очнулся от толчка в плечо и не услыхал чей-то насмешливый голос: «Приехали, барин!».

Тачанка стояла на грунтовке посреди бескрайнего пшеничного поля, вдалеке горбился огромный курган, а вокруг гарцевали пятеро всадников, поигрывая саблями. Шапки их украшали одинаковые черно-красные ленты. Мой револьвер, как я успел заметить, был уже у Мыколы.

Очевидно, нас ждали. Всадники – молодые безбородые ребята – наигранными голосами советовались, как бы ловчее «срубить кадета», то есть, меня, но я знал цену такой болтовне. Похоже, они имели приказ, а потому, постращав меня несколько минут, велели сидеть тихо и не высовываться из повозки. Мне завязали глаза, и лошади, насколько я мог понять, свернули куда-то всорону.

Я решил использовать время с пользой и вновь попытался уснуть, попросив Матюшенко разбудить меня, когда прибудем на место. Похоже, это произвело на мой конвой определенное впечатление, поскольку они вновь принялись обсуждать, как ловчее разрубить меня от плеча до пояса, а затем, уже сквозь дремоту, я разобрал чью-то фразу: «Силен, их благородие…». Наверное, я показался им чуть ли не храбрецом, но мне попросту хотелось спать – сказывалось напряжение последних дней.

Разбудил меня шум. Повязка сидела криво, и я смог лишь сообразить, что вокруг собралась порядочная толпа, и обсуждают они мою скромную персону. Их предложения не отличались разнообразием, правда, к рубке на две части прибавились обещания пеньковой петли. Наконец, кто-то поинтересовался, куда его, то есть меня, вести. Меня это тоже занимало, но чей-то голос, похоже, Матюшенко, объяснил, что «ахвицера» отведут куда надо. Стало быть, осталось выяснить, куда меня надо вести.

Повязку с меня не сняли, а попросту выволокли из повозки и потащили, причем по тому, что я несколько раз ударился боком, стало ясно, что мы миновали калитку и сейчас, вероятно, окажемся в хате. Я еще раз ударился о притолоку двери, и тут мне развязали глаза.

Я, действительно, находился в хате, совершенно пустой, ежели не считать табурета и нескольких порожних бутылок на полу. На табурете сидел черноволосый средних лет мужчина в гимнастерке без погон, в руке он держал маузер и водил стволом из стороны в сторону. Похоже, это его развлекало. В общем, все это напоминало дешевый роман про разбойников, и я, чтобы не играть в эти игры, самым решительным тоном потребовал себе стул.