– Сейчас будьте осторожны, идите след в след. Справа – обрыв, кто сорвётся – костей не соберёт, но придётся идти по краю, другой дорожки нет.
Теперь мы шли намного медленнее и осторожнее. А из чёрного провала справа тянуло – или это чудилось? – могильным холодом.
А ещё раздался скрипучий вой и кашляющий лай парочки шакалов откуда-то из темноты.
– Жратву чуют, – отозвался ты со смешком. – Только вряд ли им что обломится.
Еле различимая тропа отвернула от обрыва. Вскоре нам пришлось спускаться, хватаясь за кусты и стволы деревьев; тут уже без шуму не обошлось, и ты пару раз цыкнул: тихо, мол.
И сразу же после этого нас окликнули.
– Серёга?
– А то. И с пополнением.
…И был костерок в неглубокой пещере, изумительный запах и вкус жареного мяса, хоть и досталось каждому из нас совсем понемногу, и двое партизан, наверное, настоящих, с оружием, которые представились как Шурале и дядя Митя.
И это был первый наш вечер и первая ночь в партизанской семье…
У своих
– …То есть все как на подбор казачата кубанские. А в наши края как попали? – спросил Сергей.
Ребята загалдели наперебой.
– Да не все сразу, – оборвал Хачариди. – Вот ты рассказывай, – обратился он к Володе. – Можешь прямо с начала.
– Да я про всех рассказывать не могу, – отозвался Володя, поворачиваясь другим боком к угольям костра. – Нас со станицы наловили девятнадцать душ и увезли раньше, а я тогда сбежал, прятался, да снова попался. С ними, – он кивнул на остальных ребят, – только на переправе и познакомился.
– Мы тут из четырёх станиц, – подтвердил Толик.
– И как вас везли? – спросил дядя Митя.
Володя начал рассказывать.
Наш катер, остроносая, низко сидящая посудина с двумя пулемётами, на баке и на корме, отошёл от причала сразу после полудня. Полтора десятка немцев, солдаты и офицеры, десяток их раненых да несколько немолодых штатских в замасленных спецовках. И мы, полсотни ребят, собранных из разных станиц и хуторов.
Большинство наших со слезами на глазах смотрели, как дрогнул и начал удаляться родной берег. Но смотреть довелось недолго: немцы загнали нас в трюм, а на палубе разместили раненых солдат. Мне досталось место прямо под трапом; отсюда я видел, как над входом в трюм стоял высокий и худой священник, широко расставив ноги. Наперсный крест раскачивался, свалявшаяся борода клочьями спадала на подрясник, серые от проседи космы лежали на плечах. Второй крест он, как защиту, держал над головой. По бокам, прикрывая выход из трюма, стояли два унтера с автоматами.
Едва катер отошёл от причала, началась болтанка. Волны достигали палубы, солёные брызги начали залетать даже к нам. И вдруг – оказывается, катер уже вышел в открытое море, – нас выгнали из трюма на палубу, а сами немцы, исключая раненых, попрятались.
Все ребята задрали головы к небу, а там появились краснозвёздные самолёты. Шесть двухмоторных бомбардировщиков; раньше я не видел таких…
– А я вот всё хотел спросить, – подал голос Егорка. – А чего нас вообще в Крым повезли?
– Ну, как же, кто ж им ещё, гадам, брёвна рубить да тесать будет, – невесело протянул едва видимый в темноте Щегол.
– Что ж ты у немцев не спросил? – хмыкнул вислоусый мужик в кепке, который представился при знакомстве как дядя Митя. – Они бы тебе всё и рассказали, про свою сратегию с тахтикой.
Он нарочно коверкал слова.
– Как же, спросишь у них… – протянул Егорка.
– Да здесь фокус простой, – сказал Сергей Хачариди. – Отправляют рабов морем, так дешевле, а ближайший спокойный для них порт – Севастополь. На той стороне у них с транспортом жидко – там и наш флот близко, и авиация, а до Одессы везти крюк какой: больше затрат, чем навару. Так говоришь, наши бомбовозы налетели?
– Ну да. Только какие-то не такие, не как СБ, которые над станицей пролетали…
– Наверное, английские, «Бостоны». Давай дальше.
Началась бомбёжка, а со всех кораблей и катеров (их в проливе было немало, в том числе быстроходные десантные баржи, сторожевые и торпедные катера) открыли зенитный огонь. Зеленоватые и голубые дымные трассы тянулись к самолётам, вспухали и рассеивались грязно-дымные облачка снарядных разрывов, но лётчики буквально утюжили пролив, отыскивая цели.
– Машите руками, свиньи! – крикнул на ломаном русском офицер и резанул из автомата поверх наших голов.
На других кораблях и катерах, которых было много в море, русских, где они были, тоже заставляли размахивать руками, чтобы видели с самолетов.
Но лётчики, похоже, с этим не считались. Белые столбы воды поднимались по курсу и у бортов. Вот два столба воды взметнулись недалеко от нашего катера. От взрывов корпус словно дважды сжало и тут же распрямило. Глухо и тяжко ударило в борта, брызги окатили палубу, но, наверное, осколки ушли вверх, а корпус хоть прогнулся и заскрипел, но уцелел.