Крымский излом

Потом в одной точке пространства-времени совместились немецкая бомба в бомболюке самолёта майора Кюстера и русский тридцатимиллиметровый пушечный снаряд выпущенный майором Скоробогатовым. В результате бурной страсти, вспыхнувшей при их встрече, самолёт Кюстера превратился в огромный огненный шар. Когда немецкие лётчики второго и третьего штаффеля снова обрели способность видеть, впереди уже не было ни одного самолёта. Хотя нет, один Хейнкель, густо дымя повреждённым правым двигателем быстро снижался к поверхности облаков. Ослеплённые вспышкой взрыва самолёта командира группы, немцы не успели рассмотреть, ни кто их атаковал, ни куда нападавшие скрылись. Штурмана и стрелки бомбардировщиков встревожено крутили головами в поисках безжалостных убийц, но видели только безмятежную голубизну неба, да белопенную поверхность облаков. Два стреловидных силуэта выпали из облаков слева-снизу и из мёртвой зоны пошли в атаку на второй штаффель. На этот раз немцы видели, кто и как их убивал. На атакующих самолётах затрепыхались огненные светлячки стреляющих пушек. Один в носу и по два спаренных под крыльями. Эфир заполнили проклятия и крики отчаянья. Кто-то ругался, кто-то молился, а кто-то безумно хохотал. Всё это с ужасом слышали офицеры штаба группы, оставшиеся на аэродроме в Констанце. Минули длинные как вечность пятнадцать секунд, и второго штаффеля тоже не стало. Командир третьего штаффеля гауптман фон Конрад отдал казалось бы единственно верный в такой ситуации приказ: «Снизиться, уйти в облака, и пробиваться к цели поодиночке. Хайль Гитлер!»

Резко опустив нос, немецкие бомбардировщики быстро преодолели те восемьсот метров, что отделяли их от белоснежной поверхности облачного одеяла. И началась народная русская забава – весёлая игра в жмурки. Только вот тот, кто ищет, имел радар и был зряч. А вот тот, кто пытался спрятаться, оказался слепым простаком.

Майор Скоробогатов и его ведомый лейтенант Галкин, стреляя по отметке ИЛСа, уничтожали немецкие бомбардировщики один за другим. Экипаж гауптмана фон Конрада остался в воздухе последним и теперь летел неизвестно куда, стараясь делать непредсказуемые зигзаги. Что угодно, лишь бы от него отстали. Крым совсем недалеко, они выбросятся с парашютами, лишь бы только ветер отнёс их на землю. Ужасные воздушные ямы кидали самолёт вверх и вниз. Чтобы облегчить машину, штурман давно уже высыпал в море бомбовый груз – не до него сейчас.

Вот в разрывах облаков показалась покрытая белопенными барашками поверхность моря. А впереди, в нескольких километрах, благословенная полоска берега. Ещё чуть-чуть. Две русские стрелы вывалились из облаков вслед за ними. Трасса одиночного снаряда слева, сдвоенная трасса справа. Хейнкелю был чётко указан желаемый курс. Русские самолёты, как назло, находились в мёртвой зоне сразу для всех огневых точек, и немецким стрелкам осталось только скрипя зубами от злости разглядывать удивительные стреловидные силуэты.

- Курт, куда они нас ведут? – коротко бросил гауптман своему штурману, как только убедился, что вырваться не получится.

- На аэродром Саки, герр гауптман, – ответил тот. – Скажи, Герман, мы сможем что-нибудь сделать?

- Только застрелиться, Курт. Нас предупреждали уже два раза, на третий раз по русскому обычаю ... – гауптман рассмеялся, и щёлкнул языком.

- Откуда ты знаешь, Герман? – не поверил штурман своему командиру.

- От отца. Он приехал в Германию из России в двадцатом. Он был одновременно немцем и русским офицером, как и бесчисленные поколения фон Конрадов до него. Знаешь, первый из фон Конрадов в России служил ещё Петру Великому, а это вполне почтенная история, больше двухсот лет.

- Может ты, Герман, и язык знаешь? – обернулся штурман к своему командиру.

- Конечно, моя матушка, Ольга Ивановна, урождённая Титова, немного научила меня "разьговиаривать по рюсски". Смотри вперёд Курт, кажется, уже видна полоса?

- О, да, герр гауптман. Тогда, если что, может договоришься с русскими чтобы нас не расстреляли, по крайней мере сразу? – пошутил штурман.

- Попробую, но ничего не обещаю, – ответил фон Конрад, выворачивая тяжёлый бомбардировщик в створ полосы. Порывы бокового ветра швыряли машину как пьяную, не давая точно прицелиться для захода на посадку.

– Ведь мы ещё вполне можем банально разбиться из-за плохой погоды. И как эти русские рискнули взлететь в такую круговерть?

- Сплюнь через левое плечо, Герман, мы на верном курсе.

- Если я плюну через левое плечо, то попаду не в чёрта, а в ефрейтора Земана, нашего стрелка... Ха, Ха, Ха.

Гауптман опустил вниз рычаг выпуска шасси и на приборной панели зажглись две зелёные лампочки. Осталось совсем немного, ещё чуть-чуть... С замершим от ужаса сердцем пилот опустил свой Хейнкель на полосу и заглушил оба мотора... Будь, что будет!

К остановившемуся примерно посредине полосы бомбардировщику уже бежали солдаты в незнакомой форме, не похожей ни на советскую, ни на немецкую. В лоб гауптману уставился чёрный зрачок автоматного ствола.

– Вылазь, фриц, и хенде хох!