Крылов

Все члены комиссии высказались за включение этой статьи; тогда, попросив слова, я открыл Морской устав Петра, показал статью, кажется, третьей книги Воеводскому н прочел: «Аще кто девицу изнасильничает, да сказнен будет смертию». За этой! статьей следует такое толкование: «При суждении о сих делах судья должен поступать с великим рассуждением: где и когда сие учинено, кричала она или не кричала, есть ли у нее ссадины или кровоподтеки, когда она на то жалобу принесла, тотчас же или промедлив день или два… тогда часто по всему видимому видно бывает, что и она к тому немалую охоту имела. Некоторые права полагают, что публичная девка изнасилована быть не может, но сие неправильно, ибо насилие всегда есть насилие и надо на самое дело и обстоятельства смотреть невзирая на персону, над коею учинено».

— Вот слова великого основателя флота и великого законодателя; даже при суждении о таком паскудстве надо не взирать на персону, а здесь при суждении «о добром флота управлении» вносится персональная статья. Я в данный момент совмещаю обе должности по выбору вашего высокопревосходительства в силу особых обстоятельств до тех пор, пока вам угодно будет признавать это необходимым; но если ввести проектируемую статью в «Наказ», то в будущем всякий будет вправе сказать: «Вот Крылов-то сидел в комиссии по «Наказу» рядом с морским министром да для себя статью и сочинил» — надо на самое дело и обстоятельства смотреть, невзирая на персону.

Предполагаемая статья была из проекта «Наказа» исключена, а самый проект в 101-й раз направлен к переработке».

Воспоминания, как и старые друзья, по убеждению Крылова, невероятно способствуют разрешению насущных вопросов.

И верно, собеседники, сами того не замечая, перешли на сегодняшний день. Заговорили о недавних маневрах, о стрельбах на них, о том что становится все труднее овладеть по их результатам специальным призом наркомвоенмора К.Е. Ворошилова — золотыми часами.

Потом в разговор вплелось странное словечко — «чернослив»; оказывается, между собой моряки так называют уголь. Еще поминали финские шхеры, разглядывали что-то при этом на штурманской рабочей карте, которую хозяин кабинета испещрил особыми пометами, подправляя какой-то длинный путь через многие моря.

О чем это они, опытные моряки, реалисты из реалистов? Неужели мечтают о дальних походах? Нашли время: ведь Балтфлот, и то далеко не всем редким составом, ходит не далее акватории Лужской губы — один час хода от Кронштадта — мало того самого «чернослива». Неужели все-таки фантазируют? Теперь уж ясно без сомнений: заговорили об особенностях штормов в Бискайском заливе. Эх, куда хватили!..

Расстались тогда академик Крылов и комфлот Галлер далеко за полночь. При прощании хозяин обронил совсем уж странную фразу:

— Эх, хоть на палке, а верхом!

А недели две спустя Практический отряд Балтфлота в составе линкора «Парижская коммуна» и крейсера «Профпнтерн» под тем же флагом с тремя звездами, чго вился над сияющим катером, снялся с главного Кронштадтского рейда и ушел в неизвестном направлении.

О взятом отрядом курсе только гадали. И оставшиеся в Кронштадте, и даже шедшие на боевых кораблях. Это был первый выход советской эскадры в дальний поход. До поры до времени цель похода и курс отряда держались в секрете.

В эти дни Крылов вместе с иностранными журналами просматривал и газеты — шведские, норвежские, немецкие. Обычно он этого не делал.

«Куда устремились русские?» — весьма спокойно озаглавили газеты свои первые сообщения о боевых кораблях, пересекавших Балтийское море.

— Ну, это вас, господа, не касается, — хмыкнул в бороду Крылов и ничего более читать в газетах не стал.

«Русские комиссары что-то замышляют!» — воскликнули газеты, когда Практический отряд прошел Северное море.

«Что это за поход, если он без замысла», — согласился с иностранными репортерами, объятыми тревогой, академик и попросил библиотекаря приготовить газеты на завтрашний день.

«Безумие: русская эскадра добровольно вышла искать своей гибели в бушующем Бискае!» — чуть ли не вопя от радости, сообщили газеты 29 декабря 1929 года.

— Ну уж, дудки вам! — сказал профессор Крылов, прочтя экстренное сообщение, и спокойно вошел в аудиторию.

Но он все-таки беспокоился, ибо каждый день просматривал газеты, хотя они хранили полное молчание.

Наконец отлегло от сердца: «Русские в Неаполе, их приветствовал Максим Горький…»

— Преотлично! — только и сказал Крылов, но газеты попросил по-прежнему оставлять для пего.

— Что и требовалось доказать — молодцы, друзья-моряки! — наконец воскликнул академик, разглядывая газетную «шапку», набранную крупными буквами: «Русские прорвались в Черное море!» — Это домой-то… прорвались? Ну и ну! — дополнил свое восхищение Крылов, складывая газету и возвращая ее библиотекарю без обычной просьбы оставить на его имя и завтрашний номер. Его ждали более серьезные обязанности, чем пропитывание зарубежных газет.

В частности, Крылов работал над основным своим трудом по строительной механике корабля «О расчете балок, лежащих на упругом основании».