Крылов

— И все-таки, Алеша, ты предсказал гибель «Петропавловска», гибель Степана Осиповича. Будь те, кто распоряжается флотом, порасторопнее, внедри они твои таблицы, трагедии могло не произойти, не так ли?

— Нет, отец, ты глубоко заблуждаешься, извини. Я — математик, а не хиромант, гадать на гуще мне не пристало. Взрыв на броненосце был настолько разрушающ, что все мои таблицы непотопляемости при всей их значимости и необходимости на каждом корабле — фиговый листок.

— Ну хорошо, бог с ней, с хиромантией, как ты говоришь, сужу свой вопрос: ты первым утверждал о необходимости иметь дверь в диаметральной переборке корабля, то есть, проще говоря, проем этой самой двери позволил бы избежать угрожающего кораблю крена? Ты?

— Пожалуй, да. Произведя соответствующие расчеты остойчивости броненосца «Петропавловск», я убедился, что в случае, если крен составит около двадцати градусов, метацентрическая высота уменьшается на 4,02 фута от потери площади грузовой — в этом случае корабль опрокидывается.

— На заседании же Морского технического комитета генерал Кутейников утверждал, что ты ошибся в расчете, пропустив в формуле один член, и что при предположенном тобою повреждении корабля, когда пробит наружный борт в надводной и подводной частях, а также внутренний борт и переборка угольных ям, он будет плавать, имея остойчивость при метацентрнческой высоте около двух футов, только крен будет свыше двадцати градусов, так? И это заявлено, когда заведомо известно, что никакой ошибки в твоем расчете нет, так?

— Я вижу, отец, что общественность в твоем лице от общих суждений перешла к углубленному познанию предмета.

— Да, друг Алеша, я хотел бы разобраться в гибели адмирала Макарова со всей обстоятельностью.

— Прости, отец, ты или?.

— Газета, ты хочешь сказать?

— Я не верю в объективность ни одной из них, отец.

— Что так сурово?

— Они представляют корпоративные интересы, которые весьма далеки от общественных.

— Выходит, ты и меня числишь в той же упряжке, друг Алеша?

— Тебя — нет.

— Как же, я же сотрудничаю в них?

— От сотрудничества до разделения позиции газетных владельцев — шаг немалый.

— И все же, согласись, возбужденный газетами общественный интерес существенно продвинул применение на флоте твоих таблиц непотопляемости, разве нет.

— Скажу, отец, что таблицы и без того, прости, нездорово пробужденного интереса нашли бы свое применение, а вот направленность, так сказать, действий газет для меня очевидна, следовательно, кто-то направлял их так и не иначе, зачем?

— Ну, и зачем же, как по-твоему?

— Причины могут быть разные — от смещения с должности чем-то неугодного лица до навязывания — тенденциозного — кем-то желаемой судостроительной программы Флоту искусственно созданное общественное мнение может выйти боком.

— Ну, друг Алеша, это в тебе администратор заговорил, не рано ль?

— Понимаешь, отец, если еще совсем недавно я видел генерала Кутейникова просто несколько самовлюбленным распорядителем, то после невероятно активного и потому, по-моему, подозрительного вмешательства газет и обстоятельства гибели «Петропавловска» в его решениях явно сквозит неуравновешенность, он как бы оглядывается, а никого не видит… Когда ты выступаешь в газете, привлекая общественный интерес к освоению богатств Карелии, — это одно: шпыняй петрозаводского губернатора за рукава и фалды вицмундира, но обсуждение специально-стратегических вопросов, прости…

— Э, друг Алеша, это уже честь мундира. Так и мы же, как ты знаешь, его нашивали и не запятнали…

— Отец, я знаю одно — русский флот должен быть самым сильным и он таковым будет.

— Сейчас, после Цусимы?

— Да, сейчас: Цусима не позор, а несчастье России.

— Ты не смог бы поконкретнее растолковать столь существенное различие в наших с тобой оценках?

— Отчего ж, изволь… Причин много, каждая в отдельности могла повести к поражению, совокупность же их привела к разгрому.

Первая: японцы всегда готовили свой флот к войне, у нас — к очередному высочайшему смотру.

Вторая: японские команды комплектовались природными моряками из поколения в поколение, у нас — жителями центральных губерний, многие из которых видели воду только в колодце.

Третья: японский флот, до начала войны хорошо подготовленный, год воевал, был в морском бою, перестреливался с крепостью, команды имели целый год боевую практику. После взятия Артура они занялись специально подготовкой флота к бою. Учитывая опыт боя двадцать восьмого июля, они производили непрерывные маневры и боевые стрельбы, истратили столько снарядов, что все орудия пришли в негодность, они их заменили новыми. Такою практикою они достигли уменья управлять огнем артиллерии всего флота и уменья сосредоточивать этот огонь на цели, указываемой адмиралом.