Крылов

В память победоносной войны 1812 года была вычеканена на монетном дворе медаль по эскизу Оленина. На ней перед алтарем почтительно склонились воин в мундире, купец в кафтане и крестьянин в широкой рубахе, осеняемые благословением священника. Медаль напоминала о единодушии сословий, и надпись на ней гласила: «Мы все в одну сольемся душу». Но слияния не получилось. Сословия были недовольны. Молодые офицеры, которые вернулись из-за границы, повидав там новые учреждения и порядки, возникшие за годы революции и наполеоновского режима, были недовольны омертвением всего государственного организма, засильем одряхлевших вельмож и сенаторов. Разоренное войной купечество недовольно было наплывом иностранных промышленников, прибиравших к своим рукам сырье и промыслы, заводы и фабрики. Крестьяне чувствовали себя ограбленными и обманутыми. Пожертвовав всем для защиты родины, они по-прежнему остались в помещичьей кабале, нищими и голодными.

По Петербургу ходило теперь много штатских. Военная форма была не в моде. Александр разрешил офицерам носить в Париже фраки, и все вернувшиеся из-за границы ходили в круглых шляпах и во фраках. Собирались в домах всем известных лиц. Вели там тайные разговоры. Читали стихи и тексты конституций. Было беспокойно и неопределенно. «Беседа» оказалась давно отжившей. Над нею подшучивали, смеялись. Молодые остроумцы устроили новое общество — «Арзамас», в котором откровенно потешались над ревнителями старины и традиций.

В «Арзамас» вступили В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, А. И. Тургенев, князь П. А. Вяземский, В. Л. Пушкин, позже — А. С. Пушкин. Члены «Арзамаса» получили шуточные прозвища, заимствованные из баллад Жуковского: сам Жуковский — Светлана, Батюшков — Ахилл, Вяземский — Асмодей, а Александр Иванович Тургенев, по причине постоянного урчания в желудке, наименован был «Эоловой Арфой». Каждый вновь вступающий в общество арзамасец должен был произнести шуточную надгробную речь в честь кого-либо из членов «Беседы». Острые на язык арзамасцы, однако, уважали Крылова и его одного щадили в своих злых памфлетах.

И хотя «Беседа» вновь открыла свои заседания, они становились все скучнее, все малолюднее. Чтения не вызывали интереса, свет в зале дома Державина рано гасили, дверь закрывалась, и немногочисленные гости расходились позевывая.

IX. Годы труда

«Крылов родился чудаком. Но этот человек загадка, и великая!..»

К. Батюшков, Письмо к Н. И. Гнедичу, 1809

Открытие библиотеки

Незадолго до войны, в 1808 году, А. Н. Оленин был назначен директором Публичной библиотеки. Со свойственной ему энергией и деловитостью он принялся наводить порядки в библиотеке, запущенной и заброшенной ее прежними начальниками. Публичная библиотека основана была еще в 1795 году, когда после победы над Польшей Суворов перевез в Петербург знаменитое собрание книг и манускриптов графов Залусских, которое после смерти его владельцев находилось под угрозой расхищения. Однако и в Петербурге библиотека попала в дурные руки. В ней хозяйничали французские эмигранты-роялисты, выброшенные из Франции революцией и устроившиеся в России на хлебные места: сначала граф Шуазель-Гуаффье, а затем шевалье д'Огара. Они продолжали раздачу ценнейших изданий и рукописей, заботясь лишь о своих личных выгодах. А сокровища библиотеки лежали в непригодном для хранения садовом павильоне Аничкового дворца, куда их первоначально сложили в беспорядке. Лишь приход на пост директора графа А. С. Строганова спас библиотеку от окончательной гибели. Он настоял на том, чтобы библиотека, наконец, получила помещение, которое строилось для нее по проекту архитектора Соколова на углу Невского проспекта и Садовой улицы (тогда называвшейся Сенной). Но лишь с приходом Оленина библиотека обрела настоящего хозяина. При нем были разобраны и расставлены по полкам и шкафам книги и манускрипты, проверено их наличие, устроен читальный зал для посетителей.

В январе 1812 года А. Н. Оленин направил министру народного просвещения графу А. К. Разумовскому ходатайство о принятии на должность помощника библиотекаря титулярного советника И. А. Крылова, «который известными талантами и отличными в российской словесности познаниями может быть весьма полезным для библиотеки». Через несколько дней последовала резолюция министра, и Крылов был утвержден в должности библиотекарского помощника и приступил к работе.

Служба давала ему материальную независимость, возможность хотя и скромного, но безбедного существования. Он и его друг Гнедич, поступивший в библиотеку вместе с ним, получили в здании библиотеки по квартирке: Крылов — во втором этаже, Гнедич — над ним, этажом выше, — с окнами, выходившими на Садовую улицу и Гостиный двор.