Крылов

Нет, с Крыловым такого произойти не может — он сам, как мы видели и еще увидим, дока по части законов и уложений, но в арсенале закулисного автора соблазны не только для писарей и военных стряпчих.

Прочитан еще один доклад в Государственной думе. От его сути председатель комиссии обороны, как свидетельствует Крылов, «пришел в ярость».

— Я считаю ваш доклад совершенно неуместным, — заявил Гучков.

— Я исполняю приказание морского министра.

— Мы не можем знать, что в морской технике составляет секрет.

— Вот мне и нужно было, чтобы вы сознались в своем незнании и о том, чего не знаете, не говорили бы и зря не придирались.

— Я закрываю заседание.

— Благодарю вас, а то у меня в Морском техническом комитете дело стоит.

Не очень-то легко достался этот искрометный диалог: Гучков был Гучковым, его простое неудовольствие могло обернуться большими неприятностями. Но Крылов всегда был готов к лобовому столкновению с вершителями судеб России такого плана, как Гучков. Они не оставили еще мысли если не опорочить развернутое инженерами-патриотами дело, то хотя бы затормозить его своим вмешательством. Откровенное зло это вмешательство — тем больше чести сумевшим отбить его натиск. И вот уже па стапелях Балтийского и Обуховского заводов начали клепать корпуса линкоров. Непременное условие: «Корабли должны быть построены на русских заводах, русскими силами, из русских материалов» — выполнялось в полной мере.

На душе стало легче, административные действия обрели большую свободу и стали увереннее. Меткого, блещущего афоризмами языка Крылова стали побаиваться и министры вместе со своими товарищами.

Судовой архитектор, выполняя заказ по бытовому убранству линкора, украсил адмиральскую каюту кушетками и козетками, мягкой мебелью в стиле французских Людовиков. Просмотрев проект, председатель Морского технического комитета начертал на нем такую вот резолюцию: «Со своей стороны полагаю, что убранству адмиральской каюты более подобает величавая скромность кельи благочестивого архиерея, нежели показная роскошь спальни развратной лицедейки».

Просмотрел проект и товарищ министра, адмирал. Просмотрел и мечтательно произнес:

— А ведь красиво.

— Красиво, ваше превосходительство, но в бою вредно.

«Помни войну» — этот наказ Макарова его ученик и последователь Крылов соблюдал неукоснительно.

«Мне довелось участвовать в совещаниях по рассмотрению проектов, проходивших под руководством Крылова, — писал в «Морском сборнике» в 1945 году профессор А.П. Шершов. — С полным знанием дела, ясностью, без обычных ранее проволочек он вел эти совещания и исключительно успешно разрешал спорные вопросы, ставя часто в тупик заграничных специалистов, полагавших, что они будут играть основную роль. Привлечены были к работам наши заводы и молодые силы. В результате был создан русский проект линейных кораблей типа «Севастополь» — по тому времени наиболее совершенный по конструкции корпуса, расположению вооружения и защиты. Корабли эти оправдали себя на деле и до сих пор не утратили своего боевого значения».

Одним из тех, кто составлял «молодые силы», работавшие под руководством Крылова, был корабельный инженер, удостоенный ордена за храбрость в Цусимском бою, революционер-большевик В.П. Костенко. О нем, русском морском офицере, автор «Цусимы» А.С. Новиков-При-бой писал: «…меня не прельщали ни ордена, ни богатства. Я хорошо знал, что все это достается людям не обязательно даровитым и честным. Но мне до болезненной страстности хотелось быть таким же умным и просвещенным человеком, каким представлялся в моих глазах Васильев (под этой фамилией выведен в «Цусиме» Костенко. — В. Л.), хотелось так же, как он, находясь даже на военном корабле, читать Маркса и гениальные произведения других мыслителей, так же, как и он, свободно разбираться во всей путанице житейской чертовщины».

А вот что писал сам Костенко: «До весны 1910 года работа шла без провалов, благополучно. Но в марте 1910 года (по доносу Штакельберга. — В. Л.) я был арестован в Петербурге на своей квартире жандармским управлением».

Подробно об аресте и о том, что за ним последовало, рассказывал и Крылов: «Как-то в марте 1910 года сижу у себя в кабинете, докладывают:

— Вас желает видеть корабельный инженер Маслов.

— Просите.

Входит Маслов:

— Ваше превосходительство, я живу в одних меблированных комнатах с Костенко. Сегодня ночью пришли жандармы, произвели обыск, аабрали разные бумаги и его самого и увезли.

— Скажите, был при этом капитан первого ранга Зилоти?

— Нет, не был.

— Если Зилоти не был, то был его помощник лейтенант Славинский?

— Нет, не был.

— Значит, от Главного морского штаба никого не было?

— Никого.

— Благодарю вас.

Между тем существовало высочайшее повеление, чтобы при обыске или аресте морского офицера был непременно или старший адъютант Главного морского штаба (в то время Зилоти), или младший адъютант (Славинский); значит, здесь было явное нарушение этого повеления».