Напыщенный юнец показал на экран на стене холла. Я подошел, прижал к экрану пальцы, услышал вопрос, назвал тайное имя, которое дозорный может сообщать только члену своей гильдии. Открылась панель, и на меня с неприязнью уставился человек с опухшими глазами и со знаком дозорного на правой щеке (а не на левой), что говорило о высоком положении моего визави. Он назвал мое тайное имя и сказал:
— Стоило ли приходить в Рум — нас тут и так сверх квоты.
— Тем не менее я прошу ночлега и занятия.
— Человеку с вашим чувством юмора следовало бы родиться в гильдии клоунов, — буркнул мой собеседник.
— Я не шучу.
— В соответствии с законом, принятым нашей гильдией на последней сессии, гостиница не принимает новых постояльцев, если в ней уже достигнута разрешенная вместимость. У нас теперь именно такое положение. Так что прощайте, друг мой.
Я был ошарашен.
— Я ничего не знаю о таком правиле! Это невероятно! Что это за гильдия, которая гонит своего члена из собственной гостиницы, когда он появился, буквально валясь с ног от усталости! Человек моего возраста, прошедший по Земному мосту в Рум из Эгупта, одинокий, голодный…
— Почему же вы сначала не проверили, можем ли мы вас принять?
— Я и понятия не имел, что в этом будет надобность.
— Но новые правила…
— Пусть Провидение засушит ваши правила! — вскричал я, — Я требую крова! Да сгиньте вы со своими новыми правилами! — Ледяная тупость чиновника потрясла меня — Мне нужен кров! Надо же! Выставить того, кто вел дозор еще до твоего рождения…
— Полегче, брат, полегче.
— Наверняка у вас есть закуток, где я могу поспать, и немного хлеба, чтобы утолить голод.
Теперь, когда тон мой изменился с возмущения на мольбу, на безразличном лице моего собеседника проступила пренебрежительная гримаса.
— У нас нет свободной комнаты и нет лишней пищи. Для нашей гильдии наступили тяжелые времена — вы это знаете. Ходят слухи, что нас и вообще распустят, избавятся как от не-1 нужной роскоши, сосущей ресурсы из Провидения. Мы очень ограничены в своих возможностях. И это потому, что в Руме слишком много дозорных, мы получаем теперь жалкие крохи, и каждый лишний рот нам в тягость.
— Но куда же мне идти? Что теперь делать?
— Я советую вам просить милости принца Рума, — ласково сказал чиновник.
3
Я пересказал эту беседу Гормону, и он, сгибаясь от хохота, гогоча так неистово, что борозды на его впалых щеках раскраснелись, как потеки крови, принялся повторять, словно заведенный:
— Надо же, милость принца Рума! Милость… принца Рума!
— А что здесь такого — искать помощи у местного правителя? — холодно заметил я.
— Принц Рума не знает жалости, — голос Гормона стал глуше, — принц Рума накормит тебя твоими собственными конечностями, чтобы утолить твой голод!
Аулуэле быстро надоело слушать этот бессмысленный спор, и она прервала нас:
— Может быть, нам следует разыскать ложу крылатых? Там нас покормят.
— Только не Гормона, — заметил я, — а у нас ведь есть обязательства по отношению друг к другу.
— Мы могли бы вынести ему еду, — жалобно протянула Аулуэла.
Но я уже принял решение:
— Я предлагаю сначала посетить двор. Давайте утвердимся в нашем статусе. А потом, если понадобится, будем устраиваться как-то с жильем.
Она уступила, и мы направились к дворцу принца Рума, массивному зданию на громадной, окруженной массивными колоннами площади, дальняя сторона которой прилегала к реке, разделявшей город на две части. На площади на нас накинулись многочисленные попрошайки. Некто со свисающими, словно веревочными, усиками на бугристом лице без малейших признаков носа бросился на меня и клянчил милостыню, пока Гормон не отшвырнул его прочь. Еще через мгновение второе существо, не менее странное — кожа его была покрыта светящимися лунками, а конечности усыпаны глазами, — обхватило мои колени и во имя Провидения призвало удостоить его милостыни.
— Я всего лишь дозорный, — сказал я, указывая на свою тележку, — и я сам пришел сюда за милосердием.
Но существо продолжало перечислять свои невзгоды неясным шипящим голосом, так что я в конце концов — к крайнему неудовольствию Гормона — бросил несколько пищевых таблеток в его плоскую пустую сумку. Затем мы пробились к дверям дворца. У портика нам предстало еще более жуткое зрелище — искалеченный крылатый с переломанными и неправильно сросшимися руками и ногами, с одним только наполовину сложенным и обломанным крылом. Он бросился к Аулу-эле, назвал ее чужим именем и залил слезами ее брюки так, что мех на них покрылся пятнами.
— Помогите мне деньгами на кров, — просил он. — Меня выкинули на улицу, потому что я калека, но если вы поможете мне…
Аулуэла объясняла ему, что она ничего не может сделать, что она сама — чужая для этой ложи. Но калека не хотел отпускать ее, пока Гормон не поднял его, как кучу сухих костей, и не отнес в сторону. Затем мы шагнули внутрь портика. Путь нам сразу же преградили три нейтора, они осведомились о цели нашего прибытия и быстро отправили нас к следующей линии обороны — паре тощих чиновников. И снова мы услышали тот же вопрос, произнесенный в унисон.