Он наслаждался теплым, почти животным запахом тела сидящего впереди Стэллана. На нем не было плаща, и держаться приходилось за плечи, нежно приобнимая за шею: захват так и был назван негодником «змея на шее, пригретая на груди». О чем он и поспешил сообщить спасителю, растягивая гласные и пьяно хихикая над тем, что судьба все-таки подарила ему шанс побыть сверху: ну почти… во всяком случае он подумывал погладить полковника по спине и немного ниже, но боялся, что второе падение отобьет ему зад точно. Стеллан щедро напоил его вином и надеялся, что так он будет вести себя потише и перестанет, по крайней мере, язвить по поводу Государя и его сына. Но пьяный Эжен был еще тем сокровищем! Он долго ерзал за спиной, дул на выбивающиеся из-под кирасы (не иначе он решил, что пойдет войной на каждого, кто решит похитить родственницу принца) темные с проседью завитки. Стеллан был терпелив и какое-то время покупался на то, что Эжен гоняет от него осенних вредных мух. Потом выпустил поводья и, прихватив руки Эжена, сцепил их у себя на животе:
— Спи. Ночевать придется либо в поле, либо в хлеву. Я кажется запутался и потерял дорогу. Ты не мог бы в следующий раз как-то обозначить дорогу, по которой будешь бежать сломя голову?
— Скучно… Мне давно приелся дворец за городом, вот я и решил опередить всех с переездом на зимние квартиры. В замке хоть печки в каждой комнате, а в этом сарае один камин в спальне будущей королевы. Эжени добрая женщина, но думаю, что обыватели не одобрят нашей близости. И еще… ненавижу быть третьим. Знаете ли, это когда ты как запасной стоишь в арьергарде и ждешь очереди повоевать.
— Нет у тебя совести мальчик. Болтаешь, не приведи, что Бог тебя услышит.
— Его нет.
— Кого, черт возьми?
— Бога этого нет. Был бы, давно утащил бы нас в бездну.
Оба замолчали, но ненадолго. Эжен продолжил потешаться над воякой, травинкой щекоча ему ухо — выскользнул-таки из захвата и в конечном итоге напросился сползти с лошади и тащиться пешком.
Полковник, довольно намучившийся, когда имел глупость посадить себе за хребет эту гадюку маркизьей породы, быстро согласился. Но видимо не только тело пострадало при падении, но и душа Эжена решила отдохнуть от своенравного хозяина, и покинула его тоже. Как только полковник спешился и протянул руки Эжену, оказалось, что спуститься то он тоже не способен, и пришлось аккуратно сгружать его на землю. Он успел высосать всю флягу спасителя и теперь повис безвольной тряпичной куклой у него в руках. Ценная ноша откровенно захрапела, еще не коснувшись земли сапогами, и чертыхнувшийся на себя за передозировку обезболивающего полковник положил Эжена поперек седла. Развернул солдатское одеяло и накрыл возившегося еще какое-то время попутчика.
Он, как и было задумано, передвигался пешком, пока не завидел вдали стог сена.
— Вот там и переночуем. Только бы лошадь за ночь не свели. — Стеллан полез в стог разгонять упрямых ужей и куропаток. Одной свернул голову и отложил в сторону, а потом раскопал небольшую пещерку и затащил совершенно сонного маркиза внутрь. Теперь на него можно было смотреть спокойно — лицо порозовело и расслабилось. Он тихонько посапывал и даже во сне держал плотно сжатыми губы, но когда полковник накрыл его плащом, согрелся и улыбнулся, потянул руку в перчатке на себя. Стеллан едва не свалился на него. Теперь он узнал это лицо. Голая босая девчонка на лестнице и мальчишка принца Эхо, о котором он столько слышал — наконец-то замкнуло цепь. А ведь пацан обещал кое-что! Стеллан не привычный к церемониям полез целоваться.
Эжен сто лет так не сопротивлялся. Было однажды с ним премерзкое приключение, после которого он зарекся перечить Эйнару. Он тогда расцарапал ему шею и лицо, и было бы из-за чего. Эйнар просто пытался залить ему капли успокоительного в рот, потому что приглашенный за огромные деньги иноземный дантист пообещал вылечить сладкоежке изрядно пострадавший зуб. Он мучился, ныл и даже перестал есть, и принц, водивший его по местным лекарям, отчаялся ему помочь. Ночью подкараулил спящего парня и накапал сонных капель в сладкое вино. Мало того, что не подействовало, так еще Эжен разъярился и вцепился в его руку теми самыми зубами, которые он благородно пытался спасти от щипцов дворцового конюха, пользовавшего всю семью. Эйнар тайно мечтал о настоящем лекаре, заграничном докторе и планировал отправить нескольких услужливых детишек купеческого происхождения поучиться зубоврачебному искусству в далеких странах. Вид беззубых красавиц при дворе его ужасно угнетал, а когда он понял, что Эжен тоже лишится зуба и вскоре зашамкает, как старикашка, то взял это дело в свои руки. А Эжен тоже взял. Сперва исцарапал в кровь шею и руки, и лишь придушенный до головокружения, перестал сопротивляться и открыл рот, выхрипывая последние слова о пощаде и согласии на всё-всё.
Эхо зло схватил его за скулы и пихнул пальцы в рот:
— Только попробуй укусить.