Крылатые и бескрылые

Макаров испытывал смутное чувство обиды, но старался этого не обнаруживать. На короткий миг щеки его немного вздулись, будто он задерживал во рту воздух, чтобы высказать сразу все, в слегка прижмуренных глазах вспыхнули искры. Прежде чем заговорить, он невольно вздохнул, как ребенок, которому крайне чего-то хотелось, но нехватало смелости попросить.

— Я вот о чем, Павел Иванович… режут меня сплавы металла.

— Но я думаю, это не главное в ваших трудностях?

— Нет, я говорю о самом главном, — продолжал Макаров, делая вид, что не уловил иронии в голосе главного инженера. — С увеличением скоростей резко будут нарастать температурные трудности.

— Да, разумеется. Но металлурги не прекращают поисков. Когда найдут новые сплавы — вы сможете воспользоваться. А пока…

— А пока я проектирую довольно сложную систему охлаждения самолета, — быстро взглянул на Грищука Макаров, стремясь угадать по выражению лица, что он на это скажет.

— Сколько же она будет весить — ваша сложная система? — спокойно спросил главный инженер.

— Побольше тонны.

— О–о!.. И это несмотря на то, что все конструкторы мира борются за уменьшение веса машины? Оригинально!

Равнодушие Грищука раздражало Федора. Он уже искренне жалел, что пришел сюда. Опасаясь, как бы не наговорить глупостей, Макаров встал и, в упор глядя на Грищука, сказал:

— Хотелось мне, Павел Иванович, поговорить с вами откровенно, хотелось попросить подключиться к нашему делу, как всегда прежде было… Ведь речь идет не о Макарове, а о хорошей машине! Но я, должно быть, ошибся. Извините, скажу откровенно: удивляет меня ваше безразличие. Лучше зайду как нибудь в другой раз. До свидания!

Когда Грищук с деланным недоумением пожимал плечами, на губах у него промелькнула одна из тех грустных улыбок, которыми люди стремятся подчеркнуть свое разочарование.Проводив Макарова, он задумался, удивляясь тому, что все еще никак не может определить своего отношения к новой работе конструкторского бюро.

Ему уже не нравилась роль «незаинтересованного» в решении вопроса. Он за или против Макарова? Во всем, что только что сказал молодой конструктор, чувствовалась угроза и ему лично. В то же время ему очень не хотелось быть пристегнутым к этому делу в качестве определенной стороны. Гораздо лучше оставаться чем-то вроде арбитра, а в конце примкнуть к победителю.

«Быть может, наш ретивый конструктор уже раскаивается, что взялся за маловероятное, и теперь ищет выхода из тупика? - подумал Грищук, ударив себя пальцами по лбу. - Ах ты черт!.. Нужно бы поласковей с ним. Нелишне сейчас позвонить, пожалуй…»Он придумал несколько мягких слов, какими полагал начать разговор, но только услышал в телефонной трубке голос Макарова, тотчас позабыл их и начал с признания своей вины:

— Федор Иванович, мне не хочется, чтобы вы превратно поняли мое отношение к вам… Ну, разумеется, не только к- вам — к делу, конечно… Я как раз и хочу сказать об этом. Ошибаться каждый может… Да, само собой. Но мне показалось, что вы уже ищете разумный выход из тупика… Из какого? Из того, в который ведут нас «дерзания» со стреловидной машиной…

Услышав ответ, что конструкторское бюро придерживается совсем иного мнения, Грищук открыл было рот, чтобы задать еще вопрос, но удержался, пожелал Макарову успехов и повесил трубку. После этого наклонил голову к букету цветов, стоявшему у него на столике в красивой фарфоровой вазе, вдохнул аромат весны.

Походив минут пять по кабинету, Грищук решил заглянуть к директору и поговорить с ним. «В самом деле, Макаров будет копаться в своих фантазиях год, два… а что скажут вверху? Нельзя же ставить завод в зависимость от сумасбродства этого мальчика!..»

Когда он вошел в кабинет директора, Соколов как раз беседовал о работе конструкторов с парторгом Григорием Лукичем Веселовым.У Грищука облегчалось положение. Он решил прислушаться и оценить суть разговора, который принимал форму крупного спора.

— Вы думаете, озадачили меня внезапным вопросом о Власове, — заговорил директор, глядя на сухопарого Веселова, оттачивавшего карандаш перочинным ножиком.

— При деловых, хороших взаимоотношениях, то есть при таких взаимоотношениях, какие у нас были прежде, я убежден, что оба конструктора могли бы дополнять и взаимно обогащать друг друга, — ответил Веселов и, повернувшись к Грищуку, спросил: — Правильно я говорю, Павел Иванович?

— Что правильно, то правильно, —ответил Грищук. — Но, по правде сказать, Власов сам не отозвался на призыв Макарова. Федор Иванович не раз призывал его к совместной работе.

— Ну, а я вам, Григорий Лукич, что говорил? — воскликнул Соколов, точно обрадованный поддержкой Грищука.

— Но, Семен Петрович, — тихим голосом продолжал Грищук, — не следует окружать вниманием только одного человека.

— А я что, других притесняю? — удивился Соколов. — Когда вы это заметили?.. В своем отношении к людям я руководствуюсь служебными обязанностями.

— Семен Петрович…