Крылатая парусами

Это милое моему сердцу слово хочется петь, хочется кричать с самой высокой горы, и эту песнь тут же подхватывают ласточки, шмели, стрекозы (а еще вороны и сапсаны), ею звенит сама природа, дышат воды Шепчущего океана, вздымаясь и опускаясь, как грудь спящего ребёнка.

Ты, должно быть, подумаешь, что я преувеличиваю, что намеренно приукрашиваю, чтобы заманить тебя сюда, в Нью-Терру, где всё, решительно всё дышит свободой?

И будешь, как всегда права, как истинная леди Бэхингем и Хранительница Восточных Морских Врат Талии, ты с детства отличалась острым умом и интуицией.

Впрочем, кому, как не нам, знать, как корабль назови…

Киаран отложила письмо и оглянулась на зеркало в тяжёлой раме. Нахмурившись, заправила выбившийся локон, второй, третий… А после бросила это неблагодарное занятие и, выдернув из волос две деревянные палочки в павлинах (подарок Геора), помотала головой. Распрощалась с неким подобием причёски окончательно.

Киаран… мужское имя. И очень ей подходит.

Единственная наследница герцога Бэхингема и, после смерти матери – леди герцогства Бэхингем. Первая и последняя из детей лорда, рождённых в законном браке, кто отличался (а лучше сказать, отличился) крепким, даже завидным здоровьем.

В отличие от многочисленных бастардов отца, коих с её любимым Геором, чьё письмо только что доставили, ровно двадцать осемь, и все, как на подбор, крепкие и здоровые, что те тальские буйволы, из сыновьей-наследников ни один не дожил до первого дня рождения.

Что там дня рождения, братик, разделивший с Киаран утробу матери, которого гордый до невозможности лорд Бэхингема впервые взял в дрожащие руки и объявил его имя – Киаран, что значит, Чёрное Счастье – скончался тут же, на руках отца.

Потемневший лицом герцог опочивальню жены тут же покинул. На бедняжку-герцогиню в родовой горячке даже не взглянул. А когда повитуха робко окликнула его и спросила, как его светлость решили девочку наречь, всю из себя розовую, пухленькую, в чёрных, как у братишки, кудряшках, с ясными и круглыми голубыми глазёнками, которая в отличие от тихони-братца яростно вопила, оповещая мир о своём приходе, но… девочку… Лорд застыл, как вкопанный, а потом повторил сдавленно: «Киаран». И вышел вон.

И было в этом его «Киаран» столько ярости и столько боли, что никто переспросить не осмелился. Так и записали в храмовую книгу: Киаран Бэхингем, наследная герцогиня Бэхингема, герцогства-порта на юго-востоке Таллии, величайшего, могущественного королевства.

Это всё ей после Геор рассказал.

Это и многое другое.

Он вообще, замечательный рассказчик, её Геор!

И это его письмо – лучшее тому подтверждение.

Сколько чудесных дней и ночей они провели – в тренировках, в плаваниях на отцовских кораблях и самодельных плотах, на охоте и рыбной ловле. И самое для Киаран любимое всегда было в этом во всём – привалы, передышки, краткий, вкусный отдых.

Потому что тогда брат рассказывал.

Обо всём и ни о чём.

Быль и сказки.

Истории и легенды.

О королевстве Таллии, о древнейшем в королевстве герцогстве-порте Бэхингем, о самих Бэхингемах… то бишь об истории её рода, сам-то Геор, как и все бастарды отца фамилию носил Морето, от близости моря, и Киаран в детстве жутко ему и остальным братьям завидовала, ведь Мо! Ре! То! – звучит куда певучей и романтичней, чем куцее сухое Бэхингем. Бэхингем! Как овсянку в тарелку шлёпнули…

Геор рассказывал и древние легенды о чудо-птицах с крыльями-парусами, пролетит такая над тобой – всё небо заслонит, такая огромная. Обо всадниках этих чудо-птиц, Первых Людях, что на этих самых птицах спустились на Терру и, по завету богов, тут же принялись плодиться и размножаться.

Киаран оглянулась.

Вон, на стене, мечи крест на крест, и лук, и колчан со стрелами, и кривые шашки, и метательные круги с острыми, в волос, краями. Всё, чем отец и Геор с детства учили её управляться. Но если у лорда Бэхингема время на наследницу не всегда находилось, то Геор всегда был к услугам «маленькой принцессы». Только ему и отцу, конечно, позволялось так её называть.

Случались и оказии.

Как, например, тогда, когда Киаран была совсем ещё крошкой и помнить ничего не могла. Тоже Геор рассказывал. Со смехом причём.

Он мальчонкой уже бредил морем, прям бредил. Вот и решил как-то, ему тогда осьмой годок шёл, всё, пора. Хватит быть пешеходом, будет с него уже. Пора путешественником становиться. Мореплавателем!

И… Сбежал.

Целую шняву увёл. Двухмачтовое судно, если что. Один.

Ну, как один.