Крузо

– Приемка в пятнадцать часов. Суп, пожалуйста, тоже во второй половине дня, и омовение, все раковины с мочалками и мылом. Значки выложены на песке, в головах или в ногах, так что смотрите в оба.

Все рационально и одновременно абсурдно. И казалось, серьезных сомнений ни у кого не возникало. Холодная насмешка только во взгляде Рене. Как постоянная пара, он и Невидимочка были исключены из расквартирований, точно так же и пара буфетчиков, и, вероятно, Кромбах.

– Хорошо, – сказал Крузо и, словно по волшебству, достал из-за стойки свежий яблочный пирог.

– От мамаши Меты!

– Мамаша Мета, добрая душа!

Рик разлил водку. Карола нарезала и раздала пирог, а Крузо подлил горячего кофе, для чего ему пришлось с тяжелым, дымящимся стальным кофейником обойти вокруг стола. Каждого он обслужил с одинаковым вниманием, а Эду положил руку на плечо.

– Переходим к расстановке команды, друзья.

Тотчас все заговорили наперебой. Крис жестикулировал, Рембо оскаливал зубы. Кок Мике вскочил и продемонстрировал несколько ударов, при которых мяч стопроцентно будет в воротах, если… Он чуть ли не орал и, как лассо, бросил в воздух свое полотенце, «стопроцентно в воротах!».

– Предлагаю поставить Эда слева, вместо Шпайхе! – крикнул Крузо. – Будешь левым полузащитником, Эд, обеспечиваешь тыл, выдвигаешься при атаках и приходишь на помощь. – Во всеобщем гаме тактика Крузо полностью утонула.

Эд машинально кивнул. Он всегда играл слева. Разумеется, Крузо об этом знал. В конце концов видел, как он пришел. Видел его во сне. А в комнате держал бинокль, с помощью которого заглядывал в далекое прошлое… Защитник, полусредний или нападающий – всегда слева. Хоть он и не левоногий. Слева, толком не умея, думал Эд, «для домашнего применения» и то маловато, как однажды выразился его отец. За многие годы (несмотря на солидный общий баланс) все это снова и снова вызывало у Эда смутные ощущения разочарования, фальши, даже мошенничества. Что-то вроде неловкости, которая порой настигала его и здесь, на острове, рядом с Крузо, настигала и мучила.

– Чтобы играть слева, необязательно быть левоногим! – выкрикнул Эд в шум голосов, слишком возбужденно. Речь-то давно уже шла не о расстановке команды.

– Я держусь сзади, но потом прихожу на помощь. Прихожу на помощь!

На миг за столом воцарилась тишина. Он вскочил, опрокинул чашку.

– Ладно, Эд, ладно, – сказал Крузо. У Рене тряслись плечи.

Эд ходил среди всех этих рун с неудовольствием. Мягкий песок делал шаги медленными и неуклюжими. Немного погодя его уже неотступно преследовало ощущение, что ноги становятся все короче, и временами он невольно тянул голову вверх, чтобы не совсем утонуть. Иные значки были выполнены на удивление небрежно, крошечными, почти невидимыми ракушками, черными камешками или тонкими палочками, а некоторые и вовсе только травой или водорослями. А ведь надо бы выложить их аккуратно и отчетливо, они же очень похожи друг на друга, думал Эд. Девушка с его руной сидела далеко впереди, у самой кромки воды. Смотрела на море, будто оттуда ожидалась подмога, корабль под семью парусами…

Эд заметил, что она стыдится. Груди у нее маленькие и еще белые. Двумя пальцами она закручивала в колечки свои белокурые волосы до плеч. Корабль придет, думал Эд.

Звали девушку Хайке, и впервые Эд сам повел потерпевшую крушение в «Отшельник». Наверно, потому только, что до сих пор он единственный не имел собственного значка. Пока он размышлял, что будет дальше и какими словами это объяснить, Хайке успела раздеться.

– Это твоя раковина?

– Да.

Раковина в самом деле его.

– Для первичного мытья, – добавил Эд и сразу же покраснел.

Хайке без долгих разговоров залезла в фаянсовую раковину. Сперва она поставила ногу на чуть более низкую стальную стойку для посуды. На секунду замерла, словно изображая большую редкую птицу, а затем шагнула в раковину. Они давно все знают, подумал Эд.

– Вода нормальная? – спросил Эд, как парикмахер. Или священник – при первом своем крещении, мелькнуло у него в голове, бессмысленным образом.

– Нормальная, – сказала девушка, – в самый раз.

Она повернулась и наклонила голову, как бы приглашая потереть ей спину.

Эд успокоился.

Он видел безупречный ряд позвонков, чуждый, нереальный, обтянутый белой кожей. Взял с края раковины мочалку и провел по этой коже, медленно, с осторожностью, туда и обратно, от шеи далеко вниз и еще ниже, меж блестящими от пены, напряженными от наклона половинками к незримому началу этого позвоночного животного, к точке предельного соблазна, куда он как бы рассеянно добрался своей рукой и замер на крохотное, неизмеримое мгновение.

– Волосы, – пробормотал Эд, – теперь волосы.

Если он вообще что и знал, так это то, что видел эти волосы еще на похоронах земноводного…