Крузо

Сейчас Крузо стоял на коленях у него за спиной, неразборчиво бормотал, твердил одно и то же, высоко над ним и водопадом. В самом низу Эдовы ребра на камне, вот-вот треснут. Радиологическая станция, санинспектор – повсюду предательство. Уже давно Эд ничего не понимал в бормотании Крузо; решетка водостока вдавливалась ему в лицо, превращала его в гримасу – смывала, это слово тянуло его в глубину, смывала в вонючую дыру, в царство земноводного, смывала как грязь, как отходы, как жирный соус, а теперь добралась до него самого… Серая слизь – вот его друг. Серая, волокнистая слизь, не позволяющая ржавому железу врезаться в губы. Есть у него и другие друзья, например остатки книжных фондов, храбрые помощники, которые, как всегда, норовили что-нибудь нашептать. Совет, идею, пусть и в последнюю секунду.

«И, мертвая, касаешься рукой

Его щеки. Родная, ты нежна…»[25]

Глухой звук гонга, и Крузо словно бы парит.

Эд отпихнул тяжелое тело в сторону, скорчился, хватая ртом воздух; вода все текла, он подставил лицо под струю, и его стошнило в раковину; он пробовал выполоскать рот, выполоскать все, давился и плевал.

Словно подкошенный, Крузо лежал на полу, раскинув руки, будто судомойня «Отшельника» его последняя остановка. В волосах кровь. Немного и, кажется, уже густеет, сворачивается. Резачок вспорол ему рубашку на уровне бедра, но кожу только оцарапал. На боку порез, хотя несерьезный, просто от неожиданности, от внезапной боли Крузо дернулся вверх и с размаху треснулся головой о стальную раковину, точнее, о ржавую раму из стальных уголков, на которую опирались раковины…

Все дело в месте, подумал Эд, чувствительное оно, ничего не поделаешь.

Он мешком осел на пол, ноги не держали, надо повременить, сердце стучало словно молот. Лишь позднее Эд спросил себя, как он сумел выставить из кулака резачок, когда правая рука наугад метнулась назад.

Человек на полу вымок до нитки. С виду очень мирный, вроде как отдыхает. Легкая дрожь пробежала по телу, и Эд осторожно коснулся его лба. Горячий. Он искал в себе чувство, которому можно довериться, однако нашел только новый страх да панику. И заботу, средство, желавшее пособить ему, на основе практического опыта, какого он никогда не имел. А в глубине разочарование, только оно и было ему знакомо. И в нем опять-таки забота, подлинная забота, забота дружбы, а в ней опять разочарование, терпкое и смутное, а в нем ярость и в самой сердцевине – беспомощность. Полнейшее безумие, совершенно недоступное пониманию.

Перетащить Крузо в комнатушку Кромбаха стоило массы времени и всех оставшихся сил. Из нескольких «римлян» Эд соорудил подобие волокуши. Мокрое тело снова и снова выскальзывало из рук и падало на пол.

– Прости, прости, пожалуйста…

Эд дрожал от натуги. При любом движении давился рвотой, хотел вытошнить из себя все-все.

Комнатушка выглядела так, будто Кромбаху было крайне важно оставить впечатление аккуратности. Пахло «Экслепеном». Эд вернулся в судомойню, еще раз выполоскал рот. Язык распух, прилипал к нёбу. Он поднял с полу резачок, вымыл его. В голове мелькнула мысль о сокрытии следов, блеклая и несущественная.

Точно крупная добыча, Крузо лежал возле кромбаховского письменного стола. Под заботой растекалась обида, тихая и холодная. Вся мощь отпора. Эд приставил нож к груди Крузо и глубоко вздохнул.

Он думал о кадрах кинофильма, сам сейчас находился в фильме. Главное действующее лицо, последний из могикан. Обида глубоко врезалась могиканину в плоть, говорил рассказчик, меж тем как ты видел одинокого всадника, скачущего по пустыне среди высоких острых скал, а в глубине, по ту сторону обиды, наверняка есть нечто великое. И сейчас оно непременно появится, сейчас или никогда, открытое и беззащитное, по крайней мере на этот миг, – его любовь.

Эд воткнул нож в рубашку Крузо.

Или как вы это назовете, это последнее…

Лоскут за лоскутом он срезал с Крузо мокрую одежду.

Пенис у Крузо напряжен, но не до полной эрекции. Эд попробовал затащить тяжелое тело на высокий матрас и, увы, не сумел. Попытался еще раз, по-другому: протиснулся между скосом стены и кроватью, где мог создать подобие рычага. Перво-наперво необходимо прислонить Крузо к кровати и проследить, чтобы он не упал, ни вперед, ни вбок, что оказалось далеко не простым делом; в конце концов пришлось ухватить друга за волосы и держать его вертикально, а самому пролезть за кровать, чтобы занять «рычажную» позицию. Пока он тянул и дергал, Крузо очнулся. И тотчас обеими руками обхватил Эда за шею.

– Один человек – две форточки, Эд, иногда так надо.

Эд осторожно попробовал высвободить шею из рук Крузо, попытка увенчалась успехом. Он обошел постель, взгромоздил на нее и длинные волосатые ноги, тяжелые как бревна.

– А бывает, достаточно и одной форточки, Эд.

Эд поднял с полу одеяло, накрыл Крузо до подбородка. Постарался устроить его как можно удобнее.

– Эдгар?

– Одной достаточно, Лёш, как ты сказал. Но теперь тебе надо отдохнуть.

– Зачем скользят человек…

– …и луна вдвоем…

– …послушные к морю?

Последние слова они сказали хором. Словно это их вопрос.