Кружево

Полиция долго допрашивала Джуди, повторяя одни и те же вопросы по многу раз. Уверена ли мадемуазель, что она все верно расслышала? Могла бы она как-то описать голос говорившего? Есть ли у нее или у ее босса какие-нибудь враги? Какова стоимость похищенных вещей и какие финансовые потери могут воспоследовать из-за похищения коллекции, если она не будет своевременно обнаружена? И так далее и тому подобное.

После долгих расспросов Джуди и Ги вернулись в конце концов к себе в пансионат. На двери комнаты Джуди, на белой ручке замка, висел обычный пакет, какие выдают в магазинах, а в нем лежала блузка из тафты, цвета герани, разрезанная на полосы. Джуди держала эти обрезки в руках и с ужасом смотрела на них, когда раздался звонок телефона, стоявшего возле ее кровати.

— Нашли красную блузку? Отлично. Будьте в кафе «Руби», что около мясного рынка, завтра в четыре дня. Там для вас будет посылочка.

У себя в комнате, двумя этажами ниже, Ги тоже обнаружил магазинную сумку, висевшую на ручке двери. В ней лежали грубо искромсанные вельветовые брюки шафранового цвета.

— Позвонить в полицию? — спросил Ги.

— Не сейчас, — ответила Джуди, — а то нас снова начнут расспрашивать и заставят заполнять сотню бланков. Я и без того у них, кажется, главная подозреваемая. Давай попытаемся разузнать что-нибудь сами, прежде чем снова обратимся в полицию. Давай проанализируем хотя бы то, что мы знаем. — Она вдруг покачала головой. — По телефону оба раза звонили мне. Почему не тебе? О том, что ты будешь показывать коллекцию, знают все. Но очень мало кто слышал о моем существовании, а тем более знает, где я живу. Кроме того, я иностранка и не смогу описать голос говорящего со мной по телефону француза — я могу только сказать, был ли звонивший мужчиной, женщиной или ребенком. Это должен быть кто-то из тех, кого мы знаем! Кто-нибудь из работников мастерской или из покупателей, быть может, журналист или даже кто-либо из наших поставщиков… Давай-ка возьмем книги заказов и адреса журналистов и составим список всех по порядку.

На следующее утро перед дверями мастерской лежал сверток, на котором карандашом было написано «Джуди». В нем оказалась шелковая рубашка цвета топаза, посередине разорванная. Ги был в отчаянии.

— Они лишь хотят доказать нам, что не намерены шутить, — успокаивала его Джуди. — Они не уничтожат всю коллекцию, иначе они с нас ничего не получат. Пока что они изорвали только две блузки и одни брюки. Может быть, мы даже успеем сшить такие же заново. Жакеты они не трогают. Кстати, ведь все порванные вещи шила Мария, да? — Джуди задумалась. — Как интересно! Ни одна из этих трех вещей не была сшита Хосе. Возможно, кто-то, умеющий шить с таким мастерством, как Хосе, не способен испортить то, что сам же сделал.

Ги категорически отказывался поверить, что

Хосе, работающая у него с самого начала, могла бы как-то вредить ему.

— А закройщик? — спросила Джуди, но Ги был уверен, что ни один из его весьма немногочисленных сотрудников не способен предать его: все они знали и видели, как напряженно трудится сам Ги, как он болеет за дело и как он скрупулезен в том, чтобы не требовать со своих людей чрезмерного.

Вдруг Ги вспомнил:

— Муж Хосе — подносчик на мясном рынке, а кафе «Руби» находится возле мясного рынка! Я как-то подвозил туда к нему Хосе на нашем фургоне. Не думаю, что она об этом помнит.

— В таком огромном городе, как Париж, это вряд ли может быть просто случайным совпадением.

Ровно в четыре часа они вошли в кафе «Руби». Через входную дверь навстречу им устремился поток пара и шума. Внутри кафе с потолка, опирающегося на тонкие стальные колонны, лился фиолетовый свет неоновых ламп. На оцинкованную стойку бара опирались несколько проституток с крашенными хной волосами, мясники в белых, забрызганных кровью халатах и подносчики мяса, которых можно было легко узнать по запястьям, перетянутым кожаными ремешками.

На столике перед Ги и Джуди без всякого заказа появилась тарелка с закусками: нарезанной толстыми ломтями ароматной и острой колбасой, большими кусками свежей ветчины, крупными ядовито-зелеными кубиками копченого языка. Так, попивая черный кофе, они бесцельно просидели в кафе три часа: за все это время ничего не произошло, никто к ним не подошел, ничего им не передали. Они все больше нервничали, их беспокойство росло и начинало уже сменяться отчаянием. Наконец Джуди сказала:

— Пойду позвоню тетушке Гортензии, спрошу ее совета.

По счастью, тетушка Гортензия оказалась дома. Джуди быстро рассказала ей о всех событиях последних двух дней. Наступила тишина, потом тетушка Гортензия ответила:

— Подождите там до десяти часов, а потом позвоните мне снова. Если за это время ничего не произойдет, приезжайте ко мне.

Однако в девять часов к их столику подошел официант и спросил:

— Vous-etes Americaine, mademoiselle Jordan? Telephone[33].