– Но почему, Марк? Почему в течение вот уже четырех часов ты пытаешься убедить меня выдворить Лили из этой квартиры?
– Ради Христа, Джуди! Неужели ты не понимаешь? И вдруг Джуди действительно все поняла.
– Ну конечно! Как я была слепа! Ты ведь влюблен в нее, правда, Марк? Я просто ослепла!
– Я не хотел причинить тебе боль.
– Однако же причинил, дорогой. – Она сверкнула глазами в сторону Марка. – Мужчины всегда говорят, что не хотят причинить боль, перед тем как нанести женщине смертельный удар.
– Но я бы не хотел также обидеть Лили. Она доверяет мне. Я не собираюсь портить ни ее жизнь, ни твою жизнь, ни твою жизнь с Лили, ни мою собственную. – Он старался говорить тихо. – Для Лили я единственный мужчина, который не пытается залезть к ней в постель.
– Ну, если не считать того, что на самом деле тебе только этого и хочется. Правда ведь? – резко прервала его Джуди.
Последовала долгая пауза, а потом приглушенный голос Марка отчетливо произнес:
– Если ты действительно желаешь услышать правду, то я не думаю, что кто-либо из мужчин сможет устоять перед сексуальностью Лили.
Лили молча смотрела на свое отражение в старинном, в стиле Людовика Пятнадцатого, зеркале.
«Что это такое есть во мне, – размышляла она, – напускающее порчу на любого мужчину, кто бы мне ни встретился. Что это? Я этого не вижу. Неужели я не смогу от этого отделаться?»
Будто в унисон ее мыслям из соседней комнаты раздался крик Джуди.
– Но я этого не понимаю! И никто из женщин не понимает! И поэтому просто дико видеть, как вы теряете из-за нее голову!
Глядя на свое отражение, Лили думала о том, как устала она быть сексуальным божеством, устала от того, что и мужчины и женщины поклоняются ей: мужчины – потому что хотят ее, а женщины – потому что хотят на нее походить. Лили поняла, что ее фатальное обаяние фатально в первую очередь для нее самой.
– Лили знает об этом? – Джуди пыталась держать себя в руках: слишком важен был для нее ответ на последний вопрос.
– Нет, – ответил Марк, – и я не хотел бы, чтобы она узнала.
– А как она к тебе относится?
– Мне кажется, она доверяет мне. – Марк на минуту задумался. – По-моему, она видит во мне брата.
– Что? Скажи, а мы с тобой живем в один и тот же век? – неожиданно взвизгнула Джуди. – Брата, как же!
– Но я не собираюсь угрожать безопасности домашнего очага, который Лили после всех мытарств обрела.
– Отлично! Просто отлично! – теперь голос Джуди звучал тихо и горько. – Я теряю свой журнал, деньги, работу; ты устраиваешь так, чтобы я потеряла еще и дочь, а мой любовник стал мне врагом. И в довершение всего ты преисполнен сочувствия к ней, а не ко мне.
Теперь Марк тоже перешел на крик:
– Послушай, я не хочу Лили. Я хочу тебя. Но я хочу тебя такой, какой ты была раньше.
Джуди расслышала боль в его словах и поняла, что страсть к Лили – это действительно нечто, вспыхнувшее помимо его воли.
– Тебе трудно сочувствовать, Джуди. – Марк наконец нашел внешний повод для своего раздражения. – Ты очень изменилась с тех пор, как мы познакомились. Ты была такая забавная. Амбициозная, преуспевшая, трудолюбивая, жесткая – да! Но забавная. Ты была сильна и добра к людям. Ты дала мне поддержку и уверенность в себе.
– Но теперь я нуждаюсь в поддержке.
Давно накипевшие чувства Марка вдруг выкристаллизовались в слова.
– Ты потеряла уверенность в себе, Джуди.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не узнаю тебя больше. Не ты ли объясняла мне, что веру в себя нельзя надеть утром вместе с шелковой кофточкой, чтобы продемонстрировать ее миру. Уверенность в себе зиждется на некоем твердом знании – что ты можешь, а что нет. Теперь, кажется, ты сама забыла об этом. Что с тобой, Джуди?
– Что со мной? – Теперь Джуди казалась даже спокойной. – Я содрогаюсь при мысли, что буду жить так же, как моя мать, – наблюдая за соседями и ожидая чего-то. Я не хочу оказаться вдруг такой же бессильной, как она, и замереть посередине жизни, ожидая конца.
– Но в пользу подобного образа жизни можно многое сказать. – Марк почувствовал вдруг, как его захлестнула волна гнева. – Во всяком случае, такие женщины не ревнуют к собственным дочерям. – Он не мог пересилить желания нанести последний удар по ставшей вдруг такой ранимой Джуди. – Ты всегда говорила, что ревность – наказание тем, кто думает лишь о внешнем. Ты говорила, что всегда будут женщины моложе, красивее, сексапильнее. Ты говорила, что ревность неведома уверенной в себе женщине.
– И теперь знаю, что ошибалась, – опять закричала Джуди. – А ты понимаешь, что это значит – в моем возрасте оказаться вдруг матерью, да еще выяснить, что твоя дочь – одна из самых красивых женщин в мире?
Лили не хотела больше этого слушать, но, загипнотизированная, как лягушка под светом фар надвигающегося автомобиля, не могла двинуться с места.