Профессор, адмирал Ю.А. Пантелеев на своей книге «Полвека на флоте» надписал: «Николаю Герасимовичу Кузнецову, моему соплавателю далеких юных лет и героическому руководителю всем нашим славным Военно-Морским Флотом в течение всей Великой Отечественной войны. С большим уважением, автор, 1974 г.» А вот еще несколько надписей, по которым можно представить дела давно минувших дней. Вице-адмирал Илья Ильич Азаров: «Глубокоуважаемому НГ! На память о встречах в трудные дни войны на Черном море. С глубоким неизменным уважением. И. Азаров, 1968 г.»; генерал-лейтенант Сергей Иванович Кабанов на книге «На дальних подступах»: «Дорогой Николай Герасимович! Всегда помню Вашу высокую оценку боевых подвигов славных защитников Ханко. Прошу принять на память мой труд, посвященный описанию событий на дальних подступах к Ленинграду и подвигам балтийцев. Автор. 16 марта 1971 г.»; Георгий Владимирович Терновский на книге «В битве за Москву»: «Дорогому Николаю Герасимовичу Кузнецову с искренней благодарностью за ценные советы, помощь и рекомендации в написании этой обобщающей данную вами тему книги. На добрую память с особым неизменным уважением от горячо любящего флот военного моряка-историка, от всего сердца скромного автора. Герой Советского Союза, капитан 1-го ранга в отставке Г. Терновский».
Читая автографы, я снова вспоминаю последние годы жизни адмирала…
Тогда Николай Герасимович большую часть года жил за городом. Как я уже писал, работал он много и увлеченно. Первым человеком, которому он читал вслух написанное, была его жена — Вера Николаевна. С некоторыми фрагментами доводилось знакомиться и мне.
Как и прежде, в воскресные и праздничные дни к Кузнецовым приходило много друзей. Николай Герасимович умел тепло принять своих гостей, завязать интересную беседу, вспомнить былое, замечательных людей. Часто рассказывал о начальнике Главного морского штаба Л.М. Галлере, характеризуя его: «Хороший был человек, с хорошими человеческими качествами, удивительной работоспособности, с «болением» за дело, деликатный и доступный. Хорошо знал людей, обладал способностью быстро их распознавать, угадывать и достоинства и недостатки. Поэтому он использовал их наиболее рационально. Большую помощь получил я от него, когда в 1939 году пришел работать в Москву». Когда же речь заходила о строительстве кораблей, то он с уважением и теплотой вспоминал Ивана Федоровича Тевосяна.
Не исключал Николай Герасимович из своей жизни и «чисто земных» дел, занятий и увлечений. Еще в молодости он полюбил историю и в особенности увлекался историей флота и, будучи талантливым рассказчиком, с удовольствием рассказывал о былых морских сражениях и флотоводцах. Кузнецовы часто ходили в театры, любили слушать музыку. Наблюдая Николая Герасимовича на прогулке, я не раз замечал, как он вдруг останавливался, и, как бы замирая на месте, несколько минут стоял, слушая, как шумят сосны, или наблюдая за дятлом-красноголовиком. В такие минуты, казалось, он сливался с природой. Иногда все Кузнецовы семейным походом ходили на катере в какой-нибудь район канала имени Москвы, где ловили рыбу, разводили костер, с удовольствием варили и ели уху. Пусть это были небольшие «плавания» в семейном кругу, но, вероятно, и они располагали к приятным воспоминаниям.
Человек большой душевной щедрости, Николай Герасимович умел выслушать людское горе, дать мудрый совет, умел порадоваться радости других. Он был каким-то особенным человеком. Случалось, по какой-нибудь причине мы долго не виделись, и у меня на душе накапливалось много тяжелого, но после свидания и разговоров с ним снова воцарялось какое-то спокойствие под воздействием душевой и радостной встречи, тебе оказанной. А ходил я к нему и в минуты радости, и в дни печали, зная, что всегда найду теплый прием и глубокое понимание, получу добрый совет.
Я уже говорил о том, что Николай Герасимович любил книги и много читал. Серьезные, исторические, — читал серьезно, углубленно. А вот беллетристику — новые повести и романы — выборочно, не все подряд, хотя содержание их, что поражало, мог пересказать и пересказывал иной раз лучше, чем, скажем, тот, кто прочитал эту книгу от первой и до последней страницы. Он как-то интуитивно предсказывал, чем кончится судьба того или иного героя. Любил, когда ему читала вслух Вера Николаевна историю Карамзина, книги Ключевского, Тарле… Слушал внимательно, особенно любил Пушкина. Многое из него знал наизусть. Томик «Евгения Онегина» всегда лежал на его столике у кровати.
Николай Герасимович внимательно следил за внутренней и внешней политикой нашей страны.