Крутые повороты: Из записок адмирала

Меня даже забавляло в эти дни поведение отдельных лиц, которые спешили повернуть «уши по ветру». Вчерашние подхалимы больше всего кричали: «Так ему и надо». Те, кто еще вчера боялся звонить и избегал разговоров со мною, сегодня, почуяв изменение обстановки, звонят, клянутся в дружбе, подобострастно докладывают, желают проинформировать. Даже предлагают поставить белый или красный телефонный аппарат. Какие глупости! Что так испортило народ? О люди, люди! Кажется, я получил моральное удовлетворение больше всех, оказавшись правым в своих спорах и разногласиях с Хрущевым. Но больше всего я имел оснований возмущаться, когда Хрущев, а за ним и некоторые военачальники при всяком удобном и неудобном случае на флотах бросали в мой адрес лживые и вымышленные обвинения в недооценке атомных подводных лодок и ракетного вооружения флота. Глупость! Стоит посмотреть представленную мною программу судостроения, и увидите, что атомных подводных лодок там намечалось больше, чем введено их в строй. Строительство этих лодок началось при мне. Я вместе с Малышевым, Звенягиным и другими товарищами рассматривал первые их проекты. Никто ничего нового не изобрел в этой области. Значение ракет было понято еще в мою бытность. Хрущев высказывал не только неверные мысли, но и нес несусветные нелепости относительно моих «неправильных взглядов» на строительство флота. Ни разу не побеседовав со мной, он утверждал, что я придерживаюсь вредных взглядов на будущее флота.

Теперь, когда пишутся эти строки (1973 год), мои взгляды на различные классы кораблей оправдались. Вариант «сбалансированного» флота с подводными и надводными кораблями признан сейчас самым разумным. Да странно, конечно, что утверждения Хрущева о том, что подлодки могут решать все задачи, надводные корабли не нужны, а авианосцы — «покойники», были поддержаны опытными морскими специалистами. Хрущев обвинял меня, что я выступал против уничтожения крейсеров, которые были уже почти готовы. Будучи однажды в Ленинграде, он, как передавал мне И.И. Байков, проходя на катере мимо судостроительного завода, указывал на корпуса еще не распиленных крейсеров и спрашивал: «Что это кузнецовские корабли тут стоят?» Байков признался, что он, к сожалению не возразил ему и ответил просто: «Да, да». Крейсера вскоре распилили. И в «Правде» появилась тогда даже заметка, с какой радостью рабочие выполняли задание. От крейсеров Хрущев переходил к надводным кораблям вообще, особенно к крупным, и костил меня за это. Особенно ругал он меня за авианосцы.

Не отрицаю, я являлся сторонником средних авианосцев; не уверен и сейчас, что они нам не будут нужны. В полное разоружение я пока не верю, классовый характер двух лагерей еще может привести к столкновению. Хотя пусть этого лучше не будет!

Увлекшись, не находя серьезных обвинений, Хрущев просто обвинял меня в том, что я, видите ли, смел «свое суждение иметь» и возражать ему, Хрущеву! Это была, видимо, уже кульминация его зазнайства и хвастовства. Ему не возражали. Такова жизнь. Но я был поражен, когда читал в журнале статью И.С. Исакова, утверждавшего в унисон Хрущеву, что «авианосцы — это покойники». Это уже не только грех перед своей совестью опытного и оперативно подготовленного адмирала, но откровенная продажа совести. Правда, я слышал, что за это Хрущев упомянул Исакова в качестве лояльного и грамотного адмирала…

Я опасаюсь, что ловкачи опять пожнут плоды, быстро перестроившись на новый лад. Вот ведь Горшков уже бьет себя в грудь и уверяет, что он боролся с Хрущевым. Где же предел бесчестности и непорядочности? Неужели все снова сведется к «перемене мест»…

До сих пор (май 1973 года) мне так никто и не разъяснил причины моего снятия, попытки переговорить с кем-либо не увенчались успехом. Меня уже не интересует ни звание, ни должность. Материально я обеспечен[92], и больше мне не нужно. Ограничение даже полезно. Но остается непонятным, как можно не отреагировать на мои письма хотя бы поручением кому-либо показать мне все документы, на основании которых принято решение. Иначе создается впечатление, что так сказал Хрущев и это неизменно. Мне кажется, что законность нужна не только мне, но вышестоящим органам. Обидно и то, что ответом на многочисленные письма флотских товарищей служат слова, что я неправильно смотрел на будущее флота, оторвался от флота. Одним словом, опасаюсь, что после смерти, вместо исправления ошибки по возвращению мне звания, будут рассказаны легенды о моем поведении, вычеркнут и мое пребывание в годы войны.