Крутые перевалы

К счастью, это длилось недолго. Нас взяли на стройку. Меня поставили на подноску кирпича. Таскал за плечами тяжеленную козу по шатким подмосткам. От этого проклятого «стройматериала» всегда была мокрая рубашка. Но пришел конец и этой работе. Что делать? Нанялись носить по улицам рекламные щиты из фанеры. Ноша эта была, конечно, куда легче кирпича, но заработки совсем мизерные. Недолго, однако, мы рекламировали изделия какой-то фирмы. Кончилась и эта работа...

Из купленных справочников и бесед с жителями мы уже лучше знали, что собой представляет страна, куда нас занесла судьба. Мы, например, узнали, что в восточной части расположены такие крупные промышленные и культурные центры, как Виндзор, Оттава, Монреаль, портовый город Монтреал и т. д.

На западе страны много лесов. Здесь заготовляется древесина, которая вывозится во многие страны мира, живица, канифоль и другие продукты.

Мы стремились попасть на восток Канады, где теплее и будто легче найти работу. С западной частью страны нам уже удалось немного познакомиться.

Направились на вокзал. За время путешествий, а точнее, мытарств изучили несколько десятков английских слов и могли теперь уже кое-как объясняться с местными жителями, но читали, конечно, плохо.

На вокзале висела карта железных дорог Канады. Подошли к ней, начали смотреть, куда нам направиться, до какой станции надо ехать. Затем купили билеты. Подошел поезд, сели в вагон и поехали. Настроение, конечно, уже другое. Теперь мы равноправные пассажиры, к тому же и деньжата есть в кармане, в руках сверток с продуктами.

Постукивает на стыках поезд. Мимо проносятся голые поля, рощи, перелески. Промелькнул небольшой поселок. Мы поглядывали в окна. Едем уже минут двадцать. Вдруг поляк хватает меня за руку:

— Глянь-ко! Цо такего? Знайоме място!

В самом деле, удивительно знакомые места. Стоп, да ведь мы здесь, кажется, недавно брели пешком. Что за чепуха? Вошел контролер, попросил предъявить билеты. Мы подали. Он посмотрел, пожал плечами и отрицательно помахал головой. О ужас! Оказывается, мы сели не в тот поезд. Проклятье!

Меня взяла такая досада, я так рассвирепел (не знаю на кого), что решил на ходу спрыгнуть с поезда. Не помня себя, схватился с места, побежал в тамбур. Хочу открыть дверцу, но Стась не пускает. Я отталкиваю его, рывком распахиваю дверцу, лезу на самую нижнюю ступеньку, держась за поручни, бросаю сверток, а за ним прыгаю вниз под откос. Несколько раз перевернулся, встал, отряхнулся от пыли. Кости вроде целы, легко только ушибся. Побрел назад вдоль полотна. Нашел сверток и зашагал дальше. Когда приплелся на станцию, где мы купили билеты, уже стемнело. На скамейке сидит и скучает человек. Подхожу ближе — Стась. Что за наважденье! Он обрадовался, увидев меня невредимым. Оказывается, поляк на ближайшем полустанке пересел на встречный поезд и вернулся назад.

Так закончилась наша первая попытка двинуться на восток. Но мы все же не оставили мысли туда добраться. Однако нужно было экономить и без того скудные средства, поэтому решили пока дойти пешком до ближайшей провинции Саскачеван и попытаться устроиться там на временную работу.

Фермер Галек. Ночлежка

В поселке Мельвиль этой провинции жил фермер Василь Галек. Это был медлительный в движениях, коренастый человек с короткой апоплексической шеей, со сросшимися на переносице бровями. Галек имел довольно обширное хозяйство. Мы и нанялись к нему батраками. Он оказался почти земляком. Разговорившись, узнали, что Галек выходец из Галиции, живет здесь уже более двадцати пяти лет. Имел семью. Сейчас остался один. Мы не стали расспрашивать почему. Раз сам не говорит, значит, не нужно.

Через месяц фермер рассчитал Стася, поскольку тот, по его мнению, не справлялся с делом. Все мои просьбы не увольнять поляка ничего не дали. Меня хозяин оставил до уборки урожая.

Я усердно работал на сенокосилке, на жнейке, потом на осенней вспашке. Галек был доволен мною и платил двадцать пять долларов в месяц. На еду ежедневно уходило центов семьдесят пять, так что мне оставалось совсем немного.

Когда полевые работы были закончены, Галек предложил остаться у него в хозяйстве.

— Если хочешь, оставайся. За еду, жилье и некоторую плату. Будешь пасти скот, доить коров, кормить птицу, убирать навоз...

У фермера было восемнадцать лошадей, двенадцать коров, свиньи, птица. Он выплачивал кредит за машины, проценты. Но какое мне дело до всего этого?

Не хотелось дальше батрачить у прижимистого земляка, который так низко ценил мой труд. Но что делать? Опять искать, ловить журавля в небесах? Бродяжничать в поисках куска хлеба? «У Галека, — размышлял я, — это хоть какая-нибудь «синица». По крайней мере буду сыт и крыша над головой». Я остался у него до зимы...

Списался с домом.

Уцелело одно из моих писем, отправленных в Клишковцы из Канады. В нем есть такие строки: «Здесь так же, как и в нашей Бессарабии, тяжело жить простому человеку. Доллар здесь хозяин. А добыть его рабочему человеку не так-то легко...»