Крутой опер

— Нет, я по-прежнему хочу с тобой поговорить, пришел один. А забрыкаешься, позову людей, тогда повяжем — и на нары.

Яша был ошеломлен, что его «суперза-ныр» раскрыт. После сражения в чистяков-ском дворе он не верил, будто Кострецов пришел к нему просто на разговор. Но делать было нечего. С перебитой ключицей Тундра был не в состоянии прорываться.

Он открыл дверь и кивнул в сторону кухни.

— Там можно поговорить.

Яша выглянул на лестничную площадку, ожидая увидеть спутников капитана. Заходя, Кострецов, чтобы поднапрячь Тундру, бросил:

— Мои люди внизу. Но если договоримся, я с ними уеду без всяких для тебя последствий.

Они прошли на кухню, где с полотенцем в руг х стояла Зинка, готовая хоть ужин подавать, хоть душить рушничком гостя дорогого. Кострецов, со слов Серченко, опознал «цыганку» и понял, кто прикрывал Яшу на Чистяках.

— Будем знакомы, — сказал ей капитан. — Умеете бить по голове ломом. Спасибо, что не до смерти.

— Это не лом был, а труба. — Зинка потупилась.

— Неважно, — сказал Сергей, присаживаясь у стола. — Впечатление одинаковое. А ты, Яш, действительно хорошо действуешь руками, но ноги потренируй. В следующий раз, может, и удастся тебе меня убить.

Яша сел напротив него и, смущенно почесав здоровой рукой розовые пятна на лице, проговорил:

— «Так дрались в НКВД». Видел книжку с таким названием?

Капитан усмехнулся.

— Я своим горбом целую библиотеку таких книг прошел у одного фаната в разведро-те, когда срочную служил.

— Это, Кость, заметно. А выследил меня по каким книжкам?

Кострецов закурил сигарету.

— По природному чутью легавого. Против такого вся твоя диверсантская подготовка в КГБ — ноль.

— И это знаешь? — помрачнел Яша. — Не зря я Осиповскому плешь проедал, что тебя нельзя за лоха держать. А знаешь, как со мной обошлась «контора» в благодарность за мои заслуги?

— Слыхал о твоих операциях по гашишу, чистке среднеазиатских МВД. Но вот за что тебя из КГБ вытурили, узнать не довелось.

— Ага. Им невыгодно это рассказывать, — забормотал Тундра с обидой. — Использовали как бешеного пса и вытурили. Хочешь, расскажу?

Кострецов кивнул. Яша скомандовал Зинке, безмолвно замершей у плиты после таких откровений любимого:

— Давай чайку. Так вот, Кость. На спец-базе под Алма-Атой, где нас тренировали, был в моей группе парень Коля Зуб. Отчаянного характера и принципиальный. Заслали нас потом напарниками. И развернулись мы с Зубом во всю ивановскую, показали, чему нас родина учила.

Он покосился на Зинку, которая ставила чашки на стол и все не могла прийти в себя после Яшиных речей. Тундру от выпитой водки разобрало, он ей рявкнул:

— Поворачивайся быстрее!.. Да, Кость. Завершилась война в Афгане. Моджахеды окопались у Пянджа. Большая опиумная дорога открывалась. А я среди блатных был в полном шоколаде, у меня уже была своя команда, контролирующая диких наркобарыг Ферганской долины. Коля Зуб, понятно, в нее входил… И пришел на наш общак заказ из Одессы. Первая партия — десять кило. Мой куратор разработал операцию. Наша с Колей задача: после передачи одесским зелья, доставки денег на точку и обратного перехвата «спецами» курьеров проникнуть на ту блатхату, физически скомпрометировать ее охрану и барыгу, который одесским курьерам товар дал. Потом изъять все деньги и ценности, да и спалить место действия.

Кострецов слушал, прихлебывая крепко заваренный Зиной чай. Яша залихватски поправил повязку на плече и с увлечением продолжил:

— Ну, «спецы» курьеров перехватили, обеспечили им полную изоляцию. А нам с Зубом выдали по нагану и стеклотару с огневой смесью. Залудились мы на блатхату, в дом того барыги, перестреляли охрану. Взялись за хозяина, чтобы отдал денежки и драгметалл. Барыга крепкий оказался, но наши спецметоды, пытки-то, посильнее. Все, что имел, сдал. Потом прикончили мы его и хату сожгли… Утром мне из кодлы сообщают про нашу работу: одесские-то замочили барыгу, забрали все и слиняли, запалив дом. Это «контора» обеспечила нам с Колей информационное прикрытие. Сдали мы тогда с миллион советских рублей, золото, килограммов пятнадцать опия. Хорошо и нас премировали — тысяч по десять в руки. А другие наши псы провернули такое же в Ашхабаде… Зин, плесни-ка мне водочки, раз я с нее начал. Кость, может, и тебе?

— Не надо, — улыбнулся Кострецов. — Опьянею, а вы на пару меня опять отделаете.

Яша выпил, закусил, приготовился к дальнейшему вдохновенному повествованию. Никому он не мог рассказать такие вещи. А тут оказалось два заинтересованных слушателя. Причем один из них — Зина — была его самым близким человеком. Яша видел, что она, оправившись, внимает его рассказам уже с благоговением.

Помолчав, задумчиво сказал: