Крутая девчонка

– Ну ладно, только оденься потеплей, – разрешила Светлана Николаевна и как-то странно посмотрела на дочь: – Смотри-ка, губы накрасила! Что это с тобой случилось?

– Тихо! – Катя приложила к ярко-красным губам указательный палец и, сделав страшные глаза, стрельнула ими в сторону кухни. Там, за матовой стеклянной дверью, завтракал отец.

Каркуша так боялась опоздать, что оказалась возле Дворца молодежи на целых сорок минут раньше назначенного срока. По понятным причинам ей не хотелось оказаться в кафе первой – пусть лучше Макс подождет ее минут пять. Перспектива бродить после болезни по улицам ей тоже как-то не очень нравилась. Оставалось одно – пройтись по магазинам. Там хотя бы тепло, и потом, у Кати остались еще кое-какие деньги, и они, что называется, жгли ей карман. Все равно Незнакомку такая сумма не спасет…

Эту штуку Каркуша увидела в небольшом магазинчике. На ценнике значилось: «Кожаный футляр для дискет» и цена – 450 рублей. Вещица была настолько изящна и необычна, что Катя попросила продавца показать ее. Вблизи футляр оказался еще лучше, чем выглядел из-за стекла витрины. Он защелкивался на маленький аккуратный замочек, а по бокам был прошит по спирали светлой кожаной тесьмой. Сам футляр был сшит из рыжей, удивительно приятной на ощупь кожи. При этом он отлично держал форму. Внутри футляра имелась жесткая перегородка, и рассчитан он был дискет, наверное, на шесть.

– Я его беру, – неожиданно для себя самой заявила Каркуша.

– Вам для себя или в подарок? – вежливо осведомился светловолосый паренек.

– В подарок, – после секундного колебания, ответила Каркуша.

– Хотите в подарочной упаковке? У нас есть несколько вариантов. Вам для мужчины или для женщины?

– Для мужчины, – почему-то угрюмо ответила Каркуша.

– У вас отличный вкус, – приветливо улыбнулся продавец. – Вашему молодому человеку можно только позавидовать. Это совершенно новая модель, – продолжал он, оборачивая кожаный футляр в блестящий целлофан. – Между прочим, ручная работа, – сказал он, подмигивая. Затем раздался щелчок степлера. Каркуша расплатилась, положила в сумку серебристый сверток и, весьма довольная собой, покинула магазин.

«А вдруг Макс не захочет принять от меня подарок? – думала она, шагая по подземному переходу. – Может, не стоит этого делать на первом свидании? Да нет! – успокаивала себя девушка. – Что в этом такого? Я же от чистого сердца!» Поднимаясь по лестнице, она достала из сумки журнал «Крутая девчонка». Так было задумано. Она скажет, что купила его только что. Просто проходила мимо и увидела журнал на витрине. Каркуше это казалось вполне правдоподобным и естественным. Гораздо хуже будет, если она ни с того ни с сего начнет копаться в сумке. А так – все нормально: шла мимо, увидела и купила. И просто не успела убрать в сумку.

Эти три огромных белых шара так и бросились Каркуше в глаза, едва она переступила порог маленького – в четыре столика – кафе. И только потом она увидела Макса. Цветы, названия которых Катя не знала, стояли в вазе, в самом центре маленького круглого столика и почти полностью скрывали лицо человека, покуда тот не встал. От волнения она даже сказать ничего не смогла. А ведь подходя к Дворцу молодежи, девушка чувствовала себя вполне уверенно. Разве что в ногах ощущалась мелкая противная дрожь… Так это, возможно, последствия болезни. Сейчас же Каркуша стояла перед Максом ни жива ни мертва от внезапно нахлынувшего страха и думала только об одном: «Только бы он не заметил, как дрожат мои руки!» Дрожь в руках выдавал все тот же пресловутый журнал, в который девушка вцепилась сейчас, как в спасательный круг.

– А что, Катя не смогла прийти? – это были первые произнесенные им слова.

– К-к-атя? – плюхнулась на пластиковый стул Каркуша. – Так я и есть Катя, – сказала она, разжимая пальцы. Журнал упал на стол.

Макс тоже сел. Возникла пауза, во время которой Каркуша была готова сквозь землю провалиться. Макс, похоже, тоже чувствовал себя не самым лучшим образом. Наконец он произнес:

– Вот ведь какая штука… Хотите кофе?

– Нет, мне лучше минералки, – сказала Каркуша, стягивая с головы белую вязаную шапочку.

Горло так пересохло, что каждое произнесенное слово отзывалось в нем острой, царапающей болью.