Круть

Примеры интерсекциональных фем-идентичностей, которые могут и должны селебрироваться в условиях тоталитарной персекуции: Женщинаводитель. Кранопогрузчица. Уборщица. Обходчица путей. Доярка. Валяльщица-крутильщица.

Когда репрессивная культура не оставляет другого выхода, запрещая даже феминитивы, следует незаметно наполнять боевым фем-содержанием разрешенные патриархией клише.

126

Снилось вчера, что я победила в бою последнего жреца патриархии. Меня призвал радужный свет, я пришла, совершила должное и скромно удалилась – но потеряла инструмент. Когда проснулась, он был рядом. Верить. Только верить. Русские феминистки спасут планету!

191

Если бы Женщина только раз сделала то же самое, чем веселые членомрази занимаются от рассвета до заката по всей планете (да еще под тщательно подобранные музыкальные треки), ее бы, наверно, назвали величайшей серийной убийцей всех времен. Что, попробовать?

193

Мой «Пятый Цикл» бьет глубже, чем я понимала. Пока агенты патриархии тырили друг у друга дроченую пустоту, мы отжали у них сам клептофаллический дискурс. Но это не кража, а экспроприация. Дискурсу, как заводу или фабрике, нужен эффективный менеджмент.

Современная человекиня не будет страдать от фрейдистской зависти к пенису. Она смело отберет его у патриархии.

Тут пахнет гендерным Октябрем.

Я никогда не одобрял патриархального гнета и всегда поддерживал новую историческую роль женщины. У нас в корпорации с этим строго. Конечно, мне ясна была колоссальная культурная значимость этого текста, хотя из-за патины веков я понимал далеко не все.

Но должен честно признаться, что в этом месте я заснул и проспал до самого конца дороги.

* * *

Classified

Field Omnilink Data Feed 23/63

Оперативник-наблюдатель: Маркус Зоргенфрей

P.O.R Дарья Троедыркина

Телега остановилась, и Дарья вопросительно посмотрела на сопровождающего офицера.

– Приехали, – сказал тот.

Впереди был блок-пост. У шлагбаума стояло несколько улан-баторов. Один говорил по телефону, глядя на гостей. Чего у них, имплантсвязь не работает, подумал я, и тут же сообразил, что это силовики. Закрытый канал, все вот это.

Договорив, улан-батор положил трубку и подошел к телеге.

– Дальше заключенная пойдет одна.

– А долго? – спросила Дарья.

– Не могу знать, – ответил часовой. – Как подхватит.

– Что подхватит?

– Тех, кто дальше идет, как бы подхватывает, – часовой косо воздел руку. – Вот так. А уж куда они потом попадают, мы не знаем.

– Что подхватывает? Ветер?

– Трудно сказать.

Дарья поглядела за шлагбаум.

Впереди было метров сто открытого пространства, а дальше над землей сгущался темный туман – словно из чернильной взвеси. Дарья такого никогда не видела.

Стена тумана скрывала все впереди, только высоко в небе виден был столб вращающегося праха. До ветроколонии оставалось несколько километров.

– Вон до той березы дойдешь, – сказал улан-батор, – а там и полетишь.

– А дальше что? – спросила Дарья.

– Не могу знать. Никто пока не возвращался.

Дарья сощурилась на далекий смерч. Потом поглядела на сопровождающего.

– Колодки с меня снимешь?

Тот кивнул и освободил Дарью от пластиковых оков.

– Велено отдать вам инструменты, – сказал он. – Но только в нейтральной полосе.

– Так я прямо сейчас пойду, – ответила Дарья. – Или со мной хочешь?

Сопровождающий офицер для проформы прошел с Дарьей десяток метров, остановился и протянул ей черный пластиковый кейс.

– Чемодан не заперт, – сказал он. – Счастливого пути.

Как только Дарья взяла кейс, жандарм торопливо затрусил назад к шлагбауму. Дарья даже не посмотрела в его сторону.