Круть

Сердюков опять начал крутить. Прошла минута, и пропеллер сдвинулся еще немного.

– Ну и редуктор у кума, – вздохнул Кукер. – Вот страна, а?

– Знаю, Кукер, – сказал Сердюк. – Все про этот редуктор знаю. Ну не может страна сейчас иначе. Не может. Такая у нас история и культура. Но люди ведь крутят. Я вот кручу. И ничего. Не опоганился вроде. Живой.

– Я тоже вроде живой, – хмыкнул Кукер.

– Это временно.

– В каком смысле? Угрожаешь, начальник?

– Нет. Ты же по факту мой пациент. Зачем я тебе угрожать стану? Я тебе помочь хочу. Тебя убить пытались. Знаешь почему?

Кукер усмехнулся.

– Петухи с приморской мутят.

– Нет, Кукер. Их самих в любой момент замочить могут. Дело именно в отказе от крутилова. Сам крутить не ходишь, это полбеды. А то, что народ не пускаешь, уже проблема.

– Намекаешь, кумчасть меня чикнуть хотела?

– Не намекаю, Кукер. Уведомляю. Я с Тоней говорил. Крутить надо будет по-любому.

Кукер презрительно улыбнулся и вскинул веселый взгляд в небо. Совсем как Ахилл, глядящийся в вечность перед последним боем, подумал я.

– Чего ты добиться-то хочешь, Кукер? – продолжал Сердюков. – Не хочешь крутить сам, я не велю. Понимаю твой статус. Но народ на вахту каждый день выходить должен. Я тебе по секрету скажу – нам с тобой систему не победить. Ее можно только медленно реформировать, заменяя зло добром на личном поле деятельности. Незаметно для окружающих. Человек слаб. Сегодня ты герой-победитель – а если завтра охрана еще одну куру в барак пропустит? Вторая тебя не чикнет, так третья сделает. Власть отмашку даст – куры тебя на цугундер по-любому поставят.

Кукер закрыл глаза и задумался.

Мне показалось, будто он совсем отключился от мира и ушел так далеко вглубь себя, что вот-вот потеряет равновесие и свалится с рамы. Он даже покачнулся. Сердюков хотел уже поддержать его – но вовремя отдернул руку.

По блатным понятиям каждый, кто коснется петуха, должен пять раз прокричать «кукареку», а потом драить пол перед петушатником зубной щеткой. Урке еще ладно, а начальнику это не к лицу.

Но Кукер уже вернулся в реальность. Вид у него был умудренный и хитрый.

– Допустим, я соглашусь, – сказал он. – Но как я братве объясню? Скажут, что ссучился. И будут правы.

– Это, Кукер, твоя проблема, – ответил Сердюков. – Кумчасть с тобой потому только и разговаривает, что ты эти вопросы решать умеешь. Иначе какой с тебя прок?

– Верно, начальник. Но просто так арестантский уклад развернуть не выйдет. Люди не поймут. Нужно кумчасть прогнуть. Хотя бы символически. Так, чтобы братва не сомневалась.

Сердюков покачал головой.

– А как ты кумчасть прогнешь?

– Есть способ. Но не уверен, что он тебе понравится.

– Говори.

– Что у кума самое святое? – спросил Кукер.

– Что?

– Угол Лукина. Который в редукторной будке выставляют.

Я уже натыкался на этот угол в каких-то примечаниях и справках, но так и не посмотрел дефиницию. Пора было разъяснить вопрос, и я остановил время.