Читаем Крушение надежд полностью

У Лили в глазах блеснули слезы, она на минуту отвернулась. Подошел Виктор Косовский с букетом роз:

— Это для Лили, которая когда-то была с косичками, а теперь стала кандидатом наук.

Вечером на банкете тамадой вновь был Тариэль Чогадзе, депутат и министр здравоохранения Грузии. Он говорил тосты в честь диссертантки, в честь Илизарова, в честь родителей Лили, упомянул, как была бы счастлива за нее ее мама. Лиля вспомнила маму, взглянула на отца. Павел улыбнулся ей через стол грустной улыбкой. И опять вспомнился Лиле Влатко: где-то он сейчас, жив ли он?

А веселье продолжалось, все шумно переговаривались, что-то кричали. Алеша посадил Моню Генделя с Илизаровым и Брумелем, и тот весь вечер смешил их анекдотами, раздавался их громкий смех. Тамада постучал вилкой по бокалу, привлек внимание:

— Ну, а что нам скажет муж-поэт?

Алеша повернулся к Лиле и прочитал экспромт, насмешив всех:

Ради ваших чудных глазИ вашей диссертацииКости я б сломал тотчасВ любой локализации.Но, чтобы сразу им зажитьИ окрепнуть заново,Научитесь все лечитьИх по Илизарову.<p>108. Обсуждение альманаха «Метрополь»</p>

Алеша пока не говорил дома, что у него назревает неприятность — вышел рукописный неподцензурный альманах «Метрополь», в котором была напечатана его сказка «Воронье царство». Он не хотел портить настроение Лиле перед защитой диссертации и не хотел пугать Августу с Павлом. «Метрополь» был сборником неподцензурных работ двадцати трех писателей и поэтов, рукописный журнал, всего двенадцать экземпляров. Хотя он был намного меньше, чем другие выпуски самиздата, авторы в нем впервые выступили со своими произведениями открыто, как говорили на литературных сходках, «подняв рыцарское забрало». До сих пор стихи и эпиграммы Алеши в самиздате выходили без имени автора, и явных улик против него не было.

В писательских кругах авторов прозвали «плеядой Метрополя», а в правлении Союза писателей их назвали «группой бесноватых». Нетрудно было догадаться, какое царство в Алешиной сказке именуется «вороньим» — та страна, где всех заставляют говорить на языке власти. За такую аллегорию по головке не погладят. Алеша знал, что в Союзе писателей уже готовится разгром авторов сборника. Теперь могли начаться осуждение и преследование авторов.

О «Метрополе» давно ходило много слухов, иностранные корреспонденты ждали его выхода, чтобы сразу возвестить: впервые в России вышел журнал без цензуры! Правоверные руководители Союза писателей всячески пытались предотвратить это событие, чтобы заверить партийные власти в своей преданности. Но все-таки «Метрополь» был напечатан, и составители устроили презентацию альманаха, пригласили друзей и знакомых. Но пришли только те, кто не боялся гонений.

В писательской среде распространялись зловещие слухи и еще более зловещие предсказания. Говорили об административных мерах воздействия, говорили, что у авторов будут делать обыски с конфискацией рукописей, говорили, что пятерых «заводил» арестуют и будут судить, сошлют на поселение в Сибирь.

Василий Аксенов, один из составителей альманаха, с усмешкой передал эти слухи Алеше:

— Через несколько дней нас вызывают на заседание правления московского отделения Союза писателей вместе с партийным комитетом. Пока что будут потрошить только составителей. Ты не опасаешься гонений за свое «Воронье царство» от самой главной вороны, партии?

Алеша пожал плечами:

— Как писал Пушкин: «Сохраню ль к судьбе презренье? / Понесу ль навстречу ей / Непреклонность и терпенье / Гордой юности моей…»[182] В общем, надо будет — разделю судьбу со всеми.

Аксенов подхватил строками из того же стихотворения:

— «…Силу, гордость, упованье / И отвагу юных дней». Молодец, старик! А я решил на заседание не идти. Все равно им ничего не докажешь. А заседание-то будет б-у-у-урным.

Перед заседанием в зале был выставлен один экземпляр альманаха, для ознакомления. Пришедшие подходили к толстой рукописи довольно робко, с оглядкой, не хотели показывать своей заинтересованности.

Обвинительную речь держал первый секретарь правления критик Феликс Кузнецов. Он не был писателем, но прославился своими бесцветными критическими статьями в качестве подпевалы партийных указаний. Именно это и послужило причиной того, что он был назначен главой московской писательской организации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Еврейская сага

Чаша страдания
Чаша страдания

Семья Берг — единственные вымышленные персонажи романа. Всё остальное — и люди, и события — реально и отражает историческую правду первых двух десятилетий Советской России. Сюжетные линии пересекаются с историей Бергов, именно поэтому книгу можно назвать «романом-историей».В первой книге Павел Берг участвует в Гражданской войне, а затем поступает в Институт красной профессуры: за короткий срок юноша из бедной еврейской семьи становится профессором, специалистом по военной истории. Но благополучие семьи внезапно обрывается, наступают тяжелые времена.Семья Берг разделена: в стране царит разгул сталинских репрессий. В жизнь героев романа врывается война. Евреи проходят через непомерные страдания Холокоста. После победы в войне, вопреки ожиданиям, нарастает волна антисемитизма: Марии и Лиле Берг приходится испытывать все новые унижения. После смерти Сталина семья наконец воссоединяется, но, судя по всему, ненадолго.Об этом периоде рассказывает вторая книга — «Чаша страдания».

Владимир Юльевич Голяховский

Историческая проза
Это Америка
Это Америка

В четвертом, завершающем томе «Еврейской саги» рассказывается о том, как советские люди, прожившие всю жизнь за железным занавесом, впервые почувствовали на Западе дуновение не знакомого им ветра свободы. Но одно дело почувствовать этот ветер, другое оказаться внутри его потоков. Жизнь главных героев книги «Это Америка», Лили Берг и Алеши Гинзбурга, прошла в Нью-Йорке через много трудностей, процесс американизации оказался отчаянно тяжелым. Советские эмигранты разделились на тех, кто пустил корни в новой стране и кто переехал, но корни свои оставил в России. Их судьбы показаны на фоне событий 80–90–х годов, стремительного распада Советского Союза. Все описанные факты отражают хронику реальных событий, а сюжетные коллизии взяты из жизненных наблюдений.

Владимир Голяховский , Владимир Юльевич Голяховский

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги