Вторжение под командованием маршала Гречко было осуществлено соединенными армиями Польши, Венгрии, Восточной Германии и Болгарии. Но основные войска были советскими. Чехословацкая армия не стала бороться с намного более сильным противником.
В Кремле была подготовлена «доктрина Брежнева», согласно которой СССР имел право вмешиваться в дела социалистических стран, если это угрожало содружеству. Фактически это была программа дальнейшего порабощения этих стран.
Уже после вторжения состоялся в Высочанах XIX чрезвычайный съезд партии коммунистов, который поддержал реформы.
Дубчека и его соратников арестовали и доставили в Москву для переговоров. Их сняли с постов, Дубчек был отстранен от власти, исключен из партии и отправлен на должность руководителя лесничествами в Словакию, где и проработал до пенсии.
Буквально на следующий день после вторжения советское радио и газеты сообщили, что «все население Чехословакии поддерживает введение в страну войск». Но по «Голосу Америки» передавали, что все население протестует. Под танками погибло 72 гражданина Чехословакии и сотни были ранены. На стенах многих домов остались выбоины — следы выстрелов из танков, которые послал в страну маршал Гречко. Чехи саркастически называли эти следы «картинами Эль-Гречко». По Праге гулял горький анекдот: «Сколько населения в Чехословакии? 28 миллионов. Потому что 14 миллионов против вторжения, а 14 — за».
Вооруженное подавление свободомыслия в Чехословакии означало не только удар по этой стране, но и конец надеждам на любые изменения в политике. Прозвучало грозное предупреждение диссидентскому движению в самом Советском Союзе: не ждите прогресса! И все-таки нашлись смельчаки, и через четыре дня после вторжения, 25 августа, на Красную площадь в Москве вышла группа диссидентов: Павел Литвинов (внук бывшего министра иностранных дел)[134], Лариса Богораз, Константин Бабицкий, Виктор Файнберн, Владимир Дремлюга, Вадим Делоне и Наталия Горбаневская. Они подняли плакаты: «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!», «Позор оккупантам!», «За вашу и нашу свободу!», «Свободу Дубчеку!». Это был первый публичный протест на Красной площади, эти шестеро выступили от всех протестующих. В их протесте сконцентрировались мысли всех, кто хотел видеть человеческое лицо социализма.
Смельчаков мгновенно арестовали прямо на площади, на суде всем дали разные сроки заключения и ссылки за «клеветничество». Но подавление Пражской весны способствовало росту протеста и усилило разочарование левых марксистско-ленинских кругов в западных странах. Из французской и итальянской коммунистических партий в знак протеста вышли многие коммунисты. Поэт Евгений Евтушенко написал стихотворение: «Танки идут по Праге… Танки идут по правде…».
Алеше Гинзбургу понравилась смелость поэта, но он решил выразить свое отношение.
Под контролем советских сил по всей Чехословакии власти восстановили прежний режим, увольняли и арестовывали за проявленное свободомыслие. Триста тысяч ученых, врачей, инженеров, журналистов, писателей бежали через Австрию в другие страны Европы и в Америку. Академик Милан Гашек собрал сотрудников своего института и сказал:
— Наша страна была пять веков под пятою немцев. После войны мы ожидали свободы, но оказались под давлением русских, а теперь, с их вторжением, мы опять надолго останемся под их пятой. Я предлагаю всем сотрудникам с семьями переехать в Лондон. У меня там хорошие связи, и мы сможем спокойно жить и продолжать нашу работу.