Крушение

Эта семейная сценка на какое-то мгновение взволновала Жан-Марка. Как далек от него теперь мир родительской любви!

Дидье вернулся с двумя бутылками сока. На полках стояли немногочисленные книги. Подумать только, не так давно эта более чем скромная библиотека восхищала Жан-Марка! Конечно, Дидье тоже любил читать и охотно цитировал Кафку и Кьеркегора [17], но в понимании литературы, смелости суждений, оригинальности трактовки он никоим образом не мог сравниться с Жильбером.

Они пили сок, курили, говорили о своем будущем. Дидье спросил у Жан-Марка про семью: как дела у Даниэля, у Франсуазы.

— Я так давно не видел ее, — сказал Дидье. — Она счастлива?

— Надеюсь, да, — ответил Жан-Марк.

— А ведь я в некотором роде несу за нее ответственность!

— Ответственность?!

— Я был свидетелем на ее свадьбе в мэрии.

— Ах, да, — воскликнул Жан-Марк, — я и забыл!

Взгляд Дидье затуманился, казалось, образы далекого прошлого проплывают у него перед глазами. На его губах играла задумчивая улыбка. Он снял очки и долго двумя пальцами массировал переносицу. «Должен ли я сказать ему, что мы с Валери скоро поженимся? — размышлял Жан-Марк. — Нет, не сейчас, скажу потом».

— Ну что, приступаем к «сделкам на безвозмездной основе»? — предложил Дидье, надевая очки.

— Валяй! — отозвался Жан-Марк.

Дидье начал излагать содержание параграфа, но Жан-Марк не слушал его. Он словно вновь покинул пределы комнаты. Как завтра поведет себя Жильбер в ночном клубе? В том, что Валери откажется идти в Лувр, Жан-Марк почти не сомневался. Он вдруг понял, что это бесчеловечно — подвергать столь ранимого подростка подобному испытанию. Желая излечить, Жан-Марк может его смертельно ранить. Как же одинок этот мальчик, воспитанный бабушкой и дедушкой! Он совсем не знает жизни и абсолютно беззащитен перед грубостью и жестокостью мира. Вот Валери — та сделана из другого теста: ей можно наврать, ее можно обидеть, в последний момент отменить встречу, и ее это не слишком заденет. В конце концов, у них с Валери впереди еще целая вечность, чтобы вместе наслаждаться жизнью!

— Ну ладно, — проворчал Дидье, — я вижу, ты совершенно не слушаешь. Может, закончим?

XI

Прижимая к щеке телефонную трубку, Кароль обернулась: в гостиную входил Филипп.

— Алло! Алло! — несколько раз машинально повторила она.

Ответа не было. Воистину, свершится чудо, если ей удастся заказать такси в восемь часов вечера. Филипп устроился в кресле и развернул «Монд» [18].

— Это просто ужасно! — возмущенно воскликнула Кароль. — В Париже в час пик, кроме как на метро или на автобусе, ни на чем не уедешь!

Филипп кивнул в знак согласия и опустил газету. Кароль выдержала его проницательный взгляд. До сих пор он еще ни разу не смотрел на нее подобным образом. Казалось, какое-то шестое чувство подсказывало ему, насколько важен для Кароль сегодняшний вечер. А может, за его поразительной интуицией кроется банальная ревность? Кароль посмотрелась в висевшее над камином зеркало. Ей было важно увериться в непогрешимости своей прически и легкого, почти незаметного грима. После долгих колебаний она наконец остановилась на светлом выходном костюме, отделанном серебристой вышивкой. Неброский, но одновременно нарядный, он очень шел ей и придавал ее взгляду необыкновенную глубину.

В трубке слышалась негромкая мелодия, которая оставляла надежду на то, что связь не разъединилась.

— Господи, как же долго! — вздохнула Кароль. — Алло! Алло!

— Наверно, про тебя забыли, — заметил Филипп. — Нелепая ситуация.

Еще немного, и он предложит отвезти ее на свидание. Кароль догадывалась, что Филипп готов на любую низость, лишь бы иметь возможность побольше разузнать о ее личной жизни.

— Не вешайте трубку, — прорезался женский голос на другом конце провода.

Кароль оперлась коленом о подлокотник кресла. Как девчонка, подумала она. В последнее время она ощущала в себе необыкновенную легкость. Кароль была уверена, что Рихард не случайно пригласил ее к себе сегодня вечером. Он наверняка знал, что Ксавье все еще в командировке. Конечно, он упомянул, что ждет к обеду нескольких друзей, но из его слов вытекало, что ни Олимпии, ни Марселя Ляшо там не будет: приглашены только незнакомые Кароль люди. Скорее всего, он хочет устроить деловой банкет, и за столом ему нужны красивые женщины, чтобы придать мероприятию некоторый блеск. А вдруг она окажется единственной француженкой среди немцев? Что ж, это было бы даже забавно!

— Машина будет у вас через четыре минуты, — пообещала диспетчер.

Кароль с сияющим лицом положила трубку на рычаг.

— Все в порядке! — объявила она мужу.

Филипп поднялся, чтобы подать ей манто из черной норки. Галантный жест сопровождался зловещим взглядом.

— Ты вернешься поздно?

— Откуда я могу знать, сам подумай! — ответила Кароль и, взглянув на себя в зеркало, поправила пальцем выбившуюся прядь.

Переступая порог квартиры, она испытывала восхитительное чувство мести: с ее уходом за дверью начинались страдания, приступы ненависти, мучительное ожидание. Ей доставляло удовольствие сознавать, что причиной всему этому кошмару была только она одна.