Крупным планом

После памятника Огинскому — мемориальный комплекс «Шталаг 342» — фашистский концентрационный лагерь, здесь погибло более тридцати тысяч узников. У каменной стены с выступающими из неё концами деревянных балок и колючей проволокой в бетонных нишах состоялся городской митинг, посвящённый Международному дню освобождения узников фашистских концлагерей. Выступают бывшие узники, дети войны. Не скрывают слёз. Пошёл снег пополам с дождём. Предоставили слово мне. Я говорил коротко, только то, что моя тётя, родная сестра моей мамы Любовь Николаевна Бортник, тоже погибла в концлагере, в Освенциме, в 43-м году. Ей было двадцать лет. Много пожилых людей, но ещё больше детей. Не расходятся.

Мы посетили также мебельную фабрику и восхитились не только культурой производства, но и красотой продукции, которую она производит: это уже не только мебель, это искусство.

На обратном пути в Минск, на вокзал, нам показали грандиозный памятный комплекс — «Линию Сталина», возведённую ещё в тридцатые годы на тогдашней границе с буржуазной Польшей. Граница была настолько близко к Минску, что столицей Беларуси хотели сделать Могилёв. «Линия» протянулась на несколько тысяч километров с севера на юг, и большая, наиболее укреплённая часть её проходила по белорусской земле. Но возвращение Беларуси и Украине отнятых ранее Польшей западных земель привело к тому, что Могилёв не стал столицей (хотя ох как украсил бы столицу Днепр!) и «Линия Сталина», в отличие, скажем, от «Линии Маннергейма», которую финны использовали на всю мощь в войне против Советского Союза, нам не пригодилась.

Нынешняя «Линия» восстановлена несколько лет назад по предложению Президента Лукашенко и воинов-афганцев. Мы увидели могучую для той поры оборонительную систему с брустверами, ломаными траншеями, бетонированными дотами с пушками и пулемётами под бронированными колпаками, напоминающими башни танков. В дотах — макеты советских воинов, одетых по форме: заряжающие, наводчики, стрелки. Взгляд их устремлён за амбразуру — не появился ли враг? Особый интерес вызвала у нас экспозиция современной военной техники — самолёты, вертолёты, самоходные орудия и прочий стальной арсенал.

Ходим мы не группой, а по одному, лишь изредка собираясь вместе. Николай Чергинец — впереди, что-то поясняет сотруднику «Линии», Иван Голубничий — справа, фотографирует амбразуру. Анатолий Аврутин как поршень продвигается по траншее, и на лице его полное удовлетворение оттого, что он помещается в ней, — значит, примерился, как бы он здесь отражал атаки фашистов. Рядом со мной большой, грузный человек в бархатной куртке и узкополой серой шляпе. Я почему-то назвал его мысленно Мэром. Что-то бормочет себе под нос, чем-то недоволен. Наш экскурсовод Наденька одета по-военному: шинель, пилотка, гимнастёрка, сапоги — всё ладно пригнанное по её стройной фигуре. Я спросил у неё, возможно ли сейчас применение этой техники в случае необходимости.

— Ну, если только для партизан, то почему бы и нет! — сказала она, и было непонятно, всерьёз она это говорит или шутит.

— Как бы не пришлось отдавать полякам то, что у них оторвали, — негромко и будто возражая ей, произнёс Мэр.

— Что Вы имеете в виду? — спросила Наденька.

— Ну, воспользовались тем, что Г итлер напал на Польшу, он с той стороны стал рвать её, а мы — с этой.

— Вы — поляк? — спросила Наденька.

— В какой-то степени, — кивнул он.

— Тогда я Вам сочувствую, — сказала она, и я не понял, сочувствует она тому, что он только частично поляк, или тому, что у него неправильное представление о тех исторических событиях.

12 апреля. Москва. Проснулся утром в хорошем настроении — с чувством Родины в душе. К тому же вспомнил, что в этот день ровно 45 лет назад красивого русского человека Юрия Алексеевича Гагарина поместили в космический корабль и отправили в такие выси, где до него ещё никто не бывал. Меня это известие застало в ЗАГСе Петроградского района Ленинграда, куда мы пришли с девушкой

Тамарой, чтобы подать заявление на вступление в брак. Там было несколько пар, мы заняли очередь. Инициатива предстоящего события исходила от Тамары, она же активно принялась готовить меня к свадьбе — возила к портнихе, где шилось её свадебное платье, знакомила со своими родственниками, представляя меня своим женихом, предлагала уже сейчас переселиться к ней, чтобы вместе ждать торжественного дня. Она намеревалась попросить служащих ЗАГСа назначить регистрацию на 22 апреля — день моего рождения — и была убеждена, что так и будет.