Круговерть бытия

Вернувшись на место своего временного квартирования я от вестового узнал следующее. Мой казачий полк, волей нашего командования, выдвигается в местечко Рийны, что лежит при впадении реки Прута в Дунай. Там наш полк и будет пока базироваться. Меня сегодня по бумагам выписали из госпиталя, как выздоровевшего, и я получил приказание немедленно отправиться к своему полку.

Я порадовался этому известию, так как имелась прекрасная возможность, что мой утренний инцидент с господами-фицерами останется без последствий. И правда, на войне первейшая мудрость: "Поближе к кухне и подальше от начальства". Особенно от такого дикого как тут у нас. А здесь, при Ставке, обитает бесчисленное множество дурного начальства, которое так и смотрит, так и следит, чтобы поймать тебя в какой-нибудь вздорной неисправности.

Они требуют службы, полной душу убивающей формалистики, где повернутая гербом вниз пуговица способна привести в ужас целую начальственную плеяду от ротного до корпусного командира включительно, а не по форме пришитый темляк на смотру рассматривается, как величайшее преступление.

Так что, я сразу двинулся в путь и через полтора дня прибыл на место.

По пути я прикидывал, как бы сделать своего нынешнего "отца", формального главу семьи, своим верным союзником. Потому, что надо создавать свою команду, а я по здешним понятиям еще слишком молод, чтобы внушать уважение. А свои неожиданные знания, я намеривался внедрить как откровения, ниспосланные мне свыше. Мол, явился ко мне во сне ангел небесный, посланный Богородицей, и велел делать то-то и то-то. И тогда будет все хорошо и настанет полное благолепие.

Увидев своего нынешнего "папашу", я поразился его грозному и дикому виду. Громила такой, что внушает. Почтение. Настоящий потомок тех легендарных полулюдей-полугероев, которые с неслыханною жестокостью заливали кровью просторы Дикого поля на протяжении целых веков. Огромный мужик с роскошными буденовскими усами, дубленым смуглым лицом и большими серыми глазами, под клочьями густых бровей.

Как-то сразу я решил отложить свои мистические рассказы, а пока попытался подмазаться к родителю с историей о "своей" храбрости, проявленной при штурме крепости Браилов. В надежде заслужить репутацию "удальца" и "храбреца". Ведь казаки презирают трусов и отец должен за меня искренне порадоваться. Вот мол, какой в семье ухарь растет.

Так что я начал красочно расписывать свою безбашенную отвагу отцу в чаянии получить похвалу; но, увы! вместо похвал, батя жестко отдубасил меня нагайкой, приговаривая:

— Ты что творишь, молокосос! Не суйся в омут, когда отдалён от своей части, а только вместе с ней иди в огонь и в воду!

Думаю, это был только предлог, чтобы найти формальный повод наказать меня за проявленную дурь. Умный поймет.

При этом отец бил меня нагайкой не декоративно, выбивая пыль из одежды, а во весь мах, рассекая кожу до крови. И что прикажите делать? Драться с ним нельзя, еще проклянет, за то, что поднял руку на родителя. Приходилась судорожно бегать от него и извиваться всем телом. Свинцовая пуля у него что ли для веса в кончик плетки вшита? Как ударит, так я аж на аршин подпрыгиваю!

Кричал я при этом:

— Виноват, батюшка! Не вели казнить! Конь о четырех ногах, и тот спотыкается!

Утолив свою ярость и изрядно (и очень больно) меня поколотив, отец сменил гнев на милость и решил пояснить мне свою позицию более подробно:

— Дурное дело нехитрое, - начал свои поучения Яков Ежов, усмиряя появившуюся от активных физических упражнений отдышку.— Эх, молодость, молодость, все-то Вам смешки, да забавки, да ветер в голове. Ну как назвать такой твой поступок? По-моему, и не храбрость вовсе, а просто фанфаронство какое-то, бесшабашность, что хочу, то и делаю, никто мне не указ. Ломишь, как медведь на рогатину. Не снести тебе, Арсений, головы, если умней не сделаешься.

Я, обрадовавший передышке в наказании, старательно делал вид, что с почтением внимаю каждому слову папаши.

— Ведь и зверолов, идя на медведя, думает не о том, что медведь может ему голову свернуть, а о том, чтобы рогатиной не попортить шкуры, так как за такую шкуру ему заплатят несколькими рублями меньше, - продолжали литься в мои уши пояснения родителя. — Вот это-то незамечание опасности и есть настоящая храбрость; если же человек видит опасность, сознает ее и лезет вперед, подгоняемый своим самолюбием и страхом показаться людям со стороны трусом, такой человек и в самом деле трус и особенного доверия не заслуживает.

Я с трудом улавливал запутанную мысль о необходимости соблюдения хрупкого баланса на грани удали и осторожности.

Между тем пояснения все продолжались:

— Недаром же государь Николай Павлович, получив недавно донесение о какой-то экспедиции, весьма плохо для нас окончившейся, изволил выразиться: "Они там совершенно исключили из своего обихода слово "благоразумие". Необходимо им об этом напомнить".

Вот и цитаты "классиков царизма" в ход пошли.