Кругом измена, трусость и обман

Но существуют ещё и другие соображения, по которым Император Николай II не мог отречься в пользу Цесаревича Алексея. Государь не мог не понимать, что внезапная передача престола малолетнему больному сыну будет означать его немедленное вовлечение в игру таких преступных игроков, как Гучков, Милюков, Керенский, Родзянко. Государь не мог строить иллюзий, что ему дадут оставить при себе сына до его совершеннолетия. Он понимал, что, оторванный от родителей, Цесаревич станет игрушкой в руках узурпаторов. Спросим себя, мог ли Император Николай II, столь горячо любивший царевича Алексея, обречь его на подобную участь? Мог ли Император Николай II, который не соглашался доверить Родзянко даже возглавить кабинет министров, мог ли он позволить тем же Родзянко и Гучкову вести страну к катастрофе, прикрываясь именем его сына? Полагаем, что ответ на этот вопрос очевиден.

«Манифест» отречения Императора Николая II в пользу Великого Князя Михаила Александровича

План заговора, предусматривавший отречение Государя, был задуман задолго до февральских событий. Одним из главных его разработчиков бы А. И. Гучков. На допросе в ЧСК он сообщил: «Государь должен покинуть престол. В этом направлении кое-что делалось ещё до переворота, при помощи других сил. […] Самая мысль об отречении была мне настолько близка и родственна, что с первого момента, когда только выяснилось это шатание и потом развал власти, я и мои друзья сочли этот выход именно тем, что следовало сделать»^{934}.

О том, что «отречение» было спланировано заранее, говорил и спутник А. И. Гучкова по поездке в Псков — В. В. Шульгин. Уже после переворота Шульгин говорил кадету Е. А. Ефимовскому: «Вопрос об отречении был предрешён. Оно произошло бы независимо от того, присутствовал Шульгин при этом или нет. Шульгин опасался, что Государь может быть убит. И ехал на станцию Дно с целью „создать щит“, чтобы убийства не произошло»^{935}.

Интересно, почему В. В. Шульгин собирался ехать «создавать щит» на станцию Дно, а попал в Псков?

А. И. Гучков говорит ясно: события февраля 1917 г. «привели меня к убеждению, что нужно, во что бы то ни стало, добиться отречения Государя. Я настаивал, чтобы председатель Думы Родзянко взял бы на себя эту задачу»^{936}.

Таким образом, понятно, что инициативы М. В. Родзянко по поездке в Бологое, его планы ареста Государя и требования его отречения — были инициативами и планами Гучкова. Можно не сомневаться, что все разговоры Родзянко с генералом Рузским по прямому проводу контролировались всё тем же Гучковым.

Но отречение Государя входило не только в планы Гучкова. Не меньше они входили и в планы А. Ф. Керенского. Несмотря на то что Гучков с Керенским всё время выставляли себя антагонистами — один был «монархистом», другой «социалистом», — сотрудничество между ними никогда не прекращалось.

Это не означает, конечно, что между двумя заговорщиками не было разногласий. Они, конечно, были, так как оба стремились к власти и каждый видел себя в роли вождя при новом режиме. Наверное, в ходе самого переворота им приходилось, с одной стороны, искать и находить компромиссы, а с другой — пытаться оттеснить друг друга на второй план. Но всё это не мешало их самому активному взаимному сотрудничеству. Керенский и Гучков были нужны друг другу, так как один имел сильное влияние в масонских, социалистических и революционных кругах, другой — в кругах крупного капитала и военных. Поэтому С. П. Мельгунов был абсолютно прав, когда утверждал, что подготовкой и организацией Февральского переворота 1917 года руководили две масонские группы. Во главе одной из них (военнойстоял А. И. Гучков, во главе другой (гражданскойстоял А. Ф. Керенский^{937}.

Сотрудничество, весьма законспирированное, между Гучковым и Керенским проявило себя в полной мере в февральские дни 1917 г. и в деле по захвату и пленению Императора Николая II, а также в осуществлении операции, которую можно условно назвать «отречение».