Кругом измена, трусость и обман

Проект телеграммы относится, по-видимому, к периоду 3–4 час. дня 2 марта 1917 г. Написан в Пскове. Передан ген. Алексееву 3 марта вечером в Могилеве. Ген. Алексеев.

С подлинником верно: ген. шт. подполковник Пронин. 2 августа 1917 г. 16 ч. 48 м., Могилев».

Как видим, текст телеграммы отличается от текста, процитированного А. А. Мордвиновым «в тумане». По странному стечению обстоятельств, неверный текст Мордвинова полностью совпадает с текстом телеграммы, который приводит в своей книге перешедший на сторону большевиков бывший генерал императорской армии Е. И. Мартынов. Приводя неверный текст, Е. И. Мартынов одновременно приводит фотокопию телеграммы. При внимательном изучении этой фотокопии становятся очевидными следующие обстоятельства.

Во-первых, это, конечно, не телеграмма, а текст, написанный на телеграфном бланке, причем этот бланк помещён в книге так, что сверху не видно «шапки» с выходными данными телеграммы или наименованием телеграфа. Архивный источник документа — не указан.

Во-вторых, текст начинается со слов «Нет той жертвы, которую я не принёс бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России…» Высокий слог этого текста говорит о том, что это официальный документ. Для официального документа, исходящего от имени царя, обычно употреблялось местоимение «Мы» (этого правила Государь строго придерживался даже при составлении телеграмм). Но когда речь шла о приказе или личном обращении Государя, могло стоять местоимение «Я». Правда, при этом оно писалось обычно с заглавной буквы. В этом же тексте мы видим в начале обращение от первого лица единственного числа («Нет той жертвы, которую я не принёс бы…»), а затем от первого лица множественного числа (с тем, чтобы (он) остался при нас …). При этом и «я», и «нас» написаны с маленькой буквы. Если в случае с «я» ещё можно допустить такое написание, то в случае «мы» («нас» такое написание допустить невозможно, потому что в таком случае меняется смысл текста. Получается, что сын должен оставаться с несколькими людьми, хотя понятно, что речь идёт об одном человеке. Таким образом, текст должен был звучать либо так: «нет той жертвы, которую Я не принёс бы…» и «с тем, чтобы (он) остался при Мне …», либо так: «нет той жертвы, которую Мы не принесли бы…» и, соответственно, «с тем, чтобы (он) остался при Нас …».

Зная, какое значение Император Николай II придавал официальному, да и неофициальному документу, невозможно себе представить, чтобы он допустил такие неточности.

В-третьих, текст телеграммы имеет множественные подтирки, исправления, вставки. Часть текста выделяется больше, чем другая.

Таким образом, в случае обнаружения подлинника этого документа есть все основания провести его почерковедческую экспертизу.

Здесь надо сказать ещё об одной весьма важной особенности проставления подписи Императора Николая II на отправляемых за его подписью телеграммах. Возьмём, например, царские телеграммы времён русско-японской войны, отправляемые генералам А. Н. Куропаткину и Н. П. Линевичу^{923}. В конце этих телеграмм стоит подпись «НИКОЛАЙ». Однако невооружённым глазом видно, что большая часть этих подписей сделаны «под Императора», но не являются его собственноручной подписью. В данном случае искать злой воли не следует. Император диктовал тексты телеграмм по телефону определённому должностному лицу, который записывал этот текст и ставил копию царской подписи. Копия царской подписи, скорее всего, была нужна для того, чтобы получатель был уверен, что телеграмма послана от Императора, а не от должностного лица.

В этом нет ничего странного и необычного. Как-то в Париже, находясь в гостях у академика Жана Тюляра, крупнейшего специалиста по Наполеону и его эпохе, я заметил на стене какое-то распоряжение императора французов с его автографом. Я спросил господина Тюляра: подлинник ли это? На что Тюляр мне ответил, что это подлинник в том смысле, что бумага наполеоновского времени, но подпись Наполеона не подлинная, её поставил, объяснил Тюляр, человек, подписывающий за него второстепенные бумаги. Между тем подпись на этом документе была чрезвычайно похожа на подлинную подпись Бонапарта.