Старая женщина-бизониха, у меня нет желания убивать тебя, произнес Нанапуш, ибо ты выжила благодаря своей мудрости и отваге, даже при том, что твой народ истреблен. Вероятно, ты сделалась невидимой. Но поскольку ты считаешься единственной надеждой для моего рода, возможно, ты дожидалась меня.
Нанапуш снова спел песню, потому что знал, что бизониха ждала его, чтобы ее услышать. Когда он закончил, бизониха позволила ему точно прицелиться ей в сердце. Старуха рухнула, не сводя с Нанапуша печального взора, и Нанапуш рухнул подле нее без сил. Прошло несколько минут, он поднялся и вонзил ей нож в подбрюшье. Струя дымящейся крови вернула его к жизни, и он, действуя быстро, вырезал у нее внутренности, вычистив грудную клетку. Одновременно он ел куски бизоньего сердца и печени. Но руки у него тряслись, а ноги были как ватные, мысли путались. Потом повалил снег. Свистящим вихрем налетел ветер.
В прериях охотники могут выжить в страшной буре, сделав себе убежище из свежей шкуры, содранной с бизона, но очень опасно прятаться внутри туши животного. Это всем известно. Но будучи не в себе, ослепнув от снегопада, Нанапуш, привлеченный теплом освежеванной туши, заполз внутрь грудной клетки дохлой бизонихи. Пригревшись внутри, он испытал восторг от внезапно обретенного комфорта. Ощущая приятную сытость и тепло, он потерял сознание. И не приходя в сознание, сам обратился в бизониху. Эта бизониха приняла в себя Нанапуша и поведала ему все, что знала.
Конечно, когда буря стихла, Нанапуш очнулся и обнаружил, что примерз к ребрам бизонихи. Заледеневшая кровь зверя накрепко прилепила его к костям. Заползая внутрь дохлой туши, Нанапуш взял с собой ружье и держал его под рукой. И сейчас он прострелил отверстие для воздуха, хотя после оглушительного выстрела его слух еще несколько дней не мог восстановиться. Но ружье больше не могло стрелять. Тогда он сунул ствол в отверстие, дабы уберечь его от обледенения, и стал ждать. А чтобы не терять присутствия духа, он запел.
Когда снежная буря утихла, мать пошла его искать. Она спаслась от голодной смерти, сбив с дерева дикобраза. Она убила его с великой нежностью и спалила его иголки под корень, так что каждая часть звериной тушки пошла ей на пользу. Она отправилась на поиски сына, когда снегопад перестал. Она даже смастерила тобогган и волокла его за собой на тот случай, если сын ранен или, на что она надеялась, если надо будет отвезти подстреленного им зверя. Скоро она заметила впереди косматую темную тушу, полузанесенную снегом. Она побежала, и тобогган мотался из стороны в сторону за ее спиной. И когда Акии добежала до бизоньей туши, ноги у нее подкосились от страха, и она с удивлением услыхала несущуюся из зверя песню, которую ей спели рыбы. Потом она догадалась, в чем дело, и рассмеялась. Она сразу поняла, как ее глупый сын оказался в этой ловушке. И Акии вырубила Нанапуша из бизоньей туши, привязала его к тобоггану и поволокла к лесу. В лесу она сложила из веток шалаш и развела костер, чтобы согреть сына. А потом они много раз возили на тобоггане куски бизоньего мяса, чтобы накормить им своих родных и все племя.
Когда мужчины получили мясо из рук женщины, которую они хотели убить, и защитившего ее сына, они устыдились. Она была к ним щедра, но забрала своих детей и к мужу не вернулась.
Многих людей спасла от голодной смерти старая бизониха, отдавшая себя Нанапушу и его неубиенной матери. Нанапуш сам признавался, что в те многие разы, когда он печалился из-за утрат, перенесенных им в жизни, его старая бабка-бизониха говорила ему слова утешения. Эта бизониха знала, что произошло с матерью Нанапуша. Она предупреждала, что правосудие Виндигу следует применять с великой осторожностью. И что следует выстроить дом, чтобы люди могли совершать правильные поступки. Она много о чем говорила и многому научила Нанапуша, и он на протяжении дальнейшей своей жизни набирался мудрости, при всем своем идиотизме.
Мушум лег на спину, глубоко вздохнул и начал тихо похрапывать. Я тоже лег на спину и провалился в сон – так же внезапно, как Нанапуш попал внутрь дохлой бизонихи, а когда очнулся, совсем забыл рассказ Мушума – хотя потом вспомнил его днем, когда за мной пришел отец и произнес слово «падаль». Отец был бледен и возбужден. И разговаривая с дядей Эдвардом, радостно объявил:
– Эту падаль оставили в КПЗ.
Вот тут-то мне и вспомнился весь рассказ Мушума от начала и до конца, во всех подробностях, как это бывает во сне, и одновременно я понял, что арестован мамин насильник.
– Кто он? Кто? – приставал я к отцу, когда мы шли домой.
– Скоро узнаешь, – ответил он.