Круглые сутки нон-стоп

– Вы так щедры, вы так прекрасны…

Рядом, едва ли не перемешиваясь с кришнаистами, бурно демонстрировала свой восторг группа новообращенных христиан, ассоциация «Джуз фор Джизус!».

Чуть поодаль прямо с собственного велосипеда, зацепившись ногой за уличный барьер, вещал один из многочисленных в Эл-Эй бродячих проповедников– свами. Седые волосы перехвачены по лбу кожаной лентой, глаза на старом морщинистом лице поблескивают веселой сумасшедшинкой. Пересыпая свою речь непристойностями, но уважительно подбородком и руками апеллируя к небесам, свами разоблачал пристрастие современного человека к удобствам – к холодильникам, кондиционерам, автомобилям…

Слушателей было немало, все хохотали, а юный негр подбрасывал пророку новые идеи:

– Swumy, what about money?

– Money?! – жутким голосом, напомнившим мне одного режиссера «Мосфильма», завопил пророк. – Money is shit, green shit!

Тут же среди пророков, трясунов, певцов и барабанщиков и все на том же пятачке возле банка бродили зеваки с пакетиками орехов, с сахарной ватой, с банками пива. Из грузовичка выгружалась новая команда с новыми лозунгами, с железными бочками вместо барабанов, то ли движение «Women's Lib»[7], то ли «Gay's Pride»[8], то ли «Группа борьбы против кастрации кошек», то ли «Марш ветеранов спорта за переселение на Луну»…

К банку, мигая сигнализацией, приближалась патрульная машина полиции. «Вот сейчас и разгонят всю шарагу,» – подумал я.

Однако никто на перекрестке, кроме меня, на полицию не обратил ни малейшего внимания. Полицейские, негр и белый, вышли из машины и встали в своих классических позах – руки за спиной – против трясущихся и все больше входящих в раж братьев и сестер Хари-Кришны.

…Запомнив этот перекресток, я и на следующий вечер пришел сюда. Было пустынно и тихо, только позевывал возле магазина грампластинок скучающий секьюрити-гард, только светились вывески «Alice's Restaurant», «Hungry Tiger», «MacDonald», «Bullocs» да проносились, конечно, машины.

Вествуд-вилледж был пуст. Электронные часы на фасаде банка показывали 23.34. Вдали, в нескольких кварталах от меня, появилась высокая женская фигура в белых одеждах. Ровно в 23.35 она стала пересекать Вествуд-бульвар и в середине, беспомощно, но красиво махнув белым рукавом ли, крылом ли, упала.

Вздор, сказал я себе, это уже не надежная реальность, это уже предательское воображение. Ни с места, сказал я себе, уже двигаясь к месту происшествия.

Упавшую фигуру закрыл длинный черный «роллс-ройс». Шестерка еще не заменила пятерку на электронных часах, когда он проехал мимо меня. Я успел заметить внутри белые одежды, темное лицо, светящиеся глаза… Продукт воображения быстро исчезал со сцены.

Typical American Adventure Part II

КТО ВЫ? КУДА МЫ? ГДЕ Я?

Москвич даже вздохнул с облегчением, когда услышал в трубке мужской голос. Вдруг пронесет, вдруг не закрутит, вдруг вообще все это просто мужская нормальная шутка, а еще лучше – легкое недоразумение?

– Хеллоу, – то ли проговорил, то ли пропел немолодой, но приятный мужественный голос.

– Простите, я звоню по поводу объявления, что было вывешено в университетском кампусе. Должно быть, это шутка, сэр? – Москвич подождал секунду, но не услышал ответа. – Недоразумение, сэр?

– It's over, it's over, it's over[9], – печально проговорил или пропел мужской голос.

– Простите, я не стал бы звонить, если бы ваш телефонный номер не попал в руки весьма сомнительному субъекту, а так как этот субъект является в значительной степени продуктом воображения, то я, представляющий также в некотором смысле определенное воображение, считаю себя так или иначе ответственным за поступки этой персоны, – на одном дыхании выпалил Москвич и добавил, подумав: – Вы меня, конечно не понимаете?

– Отлично понимаю вас, дружище, – сказал невидимый собеседник. – А теперь вы меня послушайте.

Неизвестно откуда тут возникла в трубке музыка и голос уже впрямую будто на эстраде запел:

Love and marriage, Love and marriage, Go together Like a horse and carriage…
(«Любовь и женитьба связаны вместе, как лошадь с повозкой…»)

Не без удовольствия Москвич прослушал до конца эту песенку, которую помнил еще с осени 1955 года, с тех еще времен, когда он был не Москвичом, а Ленинградцем, с той осени, когда западный циклон закупорил невское устье и вода вышла из берегов сфинксам до подбородка, а он как раз шел на танцы по Большому проспекту Петроградской стороны по колено в воде, и насвистывал эту песенку, и встретил девушку на площади Льва Николаевича Толстого, и вместе они пришли в медицинский институт, где танцевали под эту песенку, и все танцоры были мокрыми по колено, но сухими выше колена – славная была ночка!

– Спасибо, – сказал он, когда песенка кончилась.

– Пожалуйста, – ответил тот же голос. – Теперь взгляните, старина, стоит ли рядом с вашей телефонной будкой белый открытый «мазаратти»?