Круги в пустоте

Снилась река — неширокая, но быстрая, острыми языками лизавшая черные, выступающие из воды камни. В холодном свете луны брызги, взлетая к темному небу, казались живыми светлячками, но жизнь их длилась не более мига. Впрочем, что жалеть, если на смену одним вздымаются новые россыпи, лунные жемчужины? Он знал, это несложно — несколько Слов Силы, и капли воды действительно превратятся в округлый, пронизанный внутренним сиянием жемчуг. Горсть этих жемчужин можно было бы протянуть Ане. Просто так — держи, красиво. Сейчас, стоя рядом, в белом, до пят, платье, глядя на высящиеся в темноте скалы, на утыканный звездными гвоздиками небосвод, она была такой… такой воздушной, легкой. И не грубое желание, нет — светлое, розовое пламя билось в нем самом, просясь на свободу, желая излиться в ночное безмолвие, согреть струящуюся от луны силу. А сам он, молодой, черноволосый, еще не прошедший обряд Малого Посвящения, все никак не мог решиться, не мог дотронуться до ее руки. Даже понимая, что это сон — плохим он был бы магом, не разделяя явь и туманный мир… даже, зная, что все это ненастоящее — не решался. Ему хотелось подарить Ане не только застывший жемчугом лунный свет — всю эту ночь, горы, спешащую вниз, на равнины, реку, и сами эти равнины — зеленые, теплые, радостно ждущие. Но нельзя. То есть можно, конечно, все можно, кто же не умеет управлять снами? Только это окажется обманом, осколком бутылочного стекла вместо изумруда, тлеющим угольком вместо солнца. И тогда пропадет даже то малое, но настоящее, что последовало за ним сюда, в туманный мир. Лопнет, съежится, расползется мутной лужей. Останется только правда — скучная, сухая как пыль, поднятая конскими копытами, как песок пустыни, забивающийся тебе и в ноздри, и под веки, и в рот. Тебе седьмой десяток, и пускай тело еще не начало разрушаться, но ты все равно старик, тебе недолго уже осталось до нижних пещер, и ты чужой здесь, в Железном Круге, ты чужой для Ани, ну, пускай не совсем чужой — просто милый старик-сосед, с которым приятно поболтать, но и только. Как смутилась бы она, узнай о его чувствах, как отшвырнула бы взглядом, приняв за похотливого старого пса. И это еще мелочи по сравнению с тем, что случилось бы, узнай она наконец всю правду — об Олларе, о Тхаране, о войне. Вот тогда бы он стал для нее врагом, и ладно бы еще врагом, куда хуже, если никем. Просто черной тенью, которую лучше не замечать, дабы не загубить душу, якшаясь с богомерзким колдуном.

А ведь ее новый друг, этот так называемый Тема, вполне мог рассказать ей… Наверняка юнцу что-то известно. Пускай не все, неважно. Это единянин, и послан сюда, небось, отступником Аламом, и совершенно понятно, кто его лемгну. Вновь царапнулась изнутри привычная уже досада. Ну зачем, зачем он вздумал накинуть на полковника упряжь? А ведь ясно, зачем. Ясно, чего испугался. Нет уж, пускай будет правда, пускай пыль из-под копыт, пускай горячий песок. Тхаран, Древесный Круг, Высокие Господа — все это чепуха. Разоблачения он испугался, жгучего, презрительного Аниного взгляда. А теперь вот — мучайся, давись горькой похлебкой, которую сам же сварил. И полковник там, и сынишка его, и этот Тема здесь… не говоря уже о подарочке, шкодливом Сиура-Минну… «Сереже» этом прыщавом… Вон, сопит создание на раскладушке… сладко так сопит… Тоже небось снится что-то соблазнительное. Нетрудно, кстати, предположить, что. Лишь дураку непонятно, какими глазами мальчишка смотрит на Аню, когда они с Темой заходят «на чаек-огонек». Интересно, а Теме понятно? И хотя ясней ясного, что шансов у сопливого пацана никаких, а все же так и хочется всыпать ему ремня. Но мало ли чего хочется — наставник должен быть справедлив, наказывать следует за дело. А дела никакого и нет, одни лишь взгляды… и еще сны. При желании в эти сны можно проникнуть, даром что мальчишка поставил защиту, «стальной частокол». Пробить его частокол несложно, только… в общем, незачем. Пускай.

Натянулась в сердце какая-то жесткая ниточка, прозвенела болью. Надо бы и в самом деле встать, глотнуть таблетку. Живую силу тратить нельзя… ее почти не осталось после сегодняшнего… Дикари-то они дикари, а шаманы у них, в Древесном, сильные. Страшно и подумать, во что они разовьются через несколько тысяч лет… то есть, развились бы, не приди на их земли Тхаран. Еще не пришел, правда, но уже скоро. Облагородить дикую, стихийную мощь, направить ревущий горный поток в правильное русло… чтобы никаких брызг, замерших в лунном свете жемчужинами.

Он резко поднялся, чувствуя, как съеживаются, уползают куда-то вглубь клочья сна. Сделал несколько частых вдохов, не надевая тапки, подошел к окну. Там тоже была луна, только почти мертвая, с изъеденным оспинами лицом. И хотя сила от нее и текла, но мало ее, слишком мало, не хватит даже прогнать боль. Значит, таблетки. В ящике письменного стола упаковка, заперта хитрым заклятьем «туман на лугах». Это чтобы парнишка не подглядел. Совершенно незачем показывать слабость.