Круги в пустоте

— Не наблюдаю здесь расцвета нравственности… — ядовито заметил Хайяар. — Даже если нравственность понимать согласно здешним представлениям…

— Это бесплодный спор, — прервал их Семецкий. — А время дорого. Итак, я считаю, что мы договорились. Завтра я жду от вас это самое тламмо и мальчишку-партнера. Обманете — получится то, о чем намекал Виктор Михайлович. То, что столь расстроило вас. Далее. С Магистром работать прекращайте. То, что нужно вам для ваших целей, достаточно понятно. Это вполне решаемые вещи, и об этом не беспокойтесь.

— Приятно иметь дело с профессионалами, — с чувством произнес Хайяар, вставая. — Полезно держать друг друга на коротком поводке, это обязывает… Что же до Магистра… Признаться, этот плут Юрий Иванович мне самому изрядно надоел. Так что отдаю вам на растерзание. Посадите?

— Навсегда, — мстительно подтвердил Семецкий.

— И вот что еще, — добавил бородатый. — Вы от нашего некоторое время полковника держитесь подальше. Может и прибить.

— Это он-то? — с сомнением произнес Хайяар.

— Знаете, — проникновенно сказал Семецкий, — в этом случае я бы на вашем месте не стал сопротивляться. В конечном счете выйдет себе дороже. Правда, Гена?

— Правда, Юра, — подтвердил бородатый. — Ну все, меккос Хайяар, до встречи.

— Что, и на дорожку чаю не нальете?

— Не те у нас отношения, — видно было, что Семецкий больше не в силах сдерживаться. Оранжевое «сияние» сделалось пронзительно-алым.

— Что ж, тогда до встречи, коллеги, — поклонился на крыльце Хайяар.

И шагнул в неприветливую предгрозовую тьму.

17

Нога уже почти совсем не болела. Митька скосил глаза — опухоль вообще пропала, осталось лишь красное пятно, размером с пятирублевую монету. Ну ни фига же себе! Еще несколько часов назад он умирал, и мерещилась всякая гадость — рыжий Чебурашка, черная дорога в серости, а сейчас — солнце светит, слабый ветерок колышет травяное море, у горизонта протянулась белая гряда облаков. Куда ни посмотришь — трава, трава, где бледно-зеленая, где желтоватая. И кто-то там бегает — может, суслики, может, мыши… То и дело взлетает вверх, в горячий воздух, быстрая птица, покружится маленько в небе — и вновь ныряет в травы. А если приглядеться, заметишь, как неподвижно парят в вышине черные точки — наверное, большие хищные птицы, какие-нибудь местные орлы или ястребы. Парят, высматривая добычу. А какая тут может быть добыча? Разве что кролики?

— Не ерзай, — строго произнес кассар. — Свалишься как пить дать. Держись крепче за гриву и смотри вперед. А не по сторонам. Степи, что ли, не видел?

Митька кивнул, но просто так, для порядка. Свалиться он не боялся, знал, что сильные руки кассара моментально его подхватят. Успел уже убедиться, когда с утра они, наскоро перекусив размоченным в кипятке сушеным мясом, двинулись в путь. На север. Точно на север. Тогда он тоже вот крутился, впервые оказавшись на конской спине, и, заглядевшись на перебегающего им дорогу смешного бурого суслика, едва не брякнулся наземь. Но не брякнулся, конечно — кассар подхватил. Занес было руку, чтобы отвесить затрещину — и сдержался. Видно, решил, что больного трогать нельзя. Пока… Подумав, Митька решил не обижаться, если что. Все-таки Харт-ла-Гир тогда, ночью, оказался совсем иным. Трясся над Митькой, как курица над цыпленком… или как отец над умирающим сыном. Всегда желчный, язвительный, ночью он был растерянным и добрым. И ведь любимой лошади не пожалел. Потому что человек важнее коня. Конь дает человеку свою жизнь…

Почему-то вдруг вспомнились строки: «и примешь ты смерть от коня своего…» Митька сам не заметил, как произнес это вслух.

Кассар заинтересовался:

— Это ты к чему, Митика?

Митька засмеялся.

— Ну, есть в нашем мире такая сказка… то есть легенда… ну, в общем, как бы стихи. Был тысячу лет назад Олег, славянский князь… ну, типа вашего ла-мош. И вот он собрался воевать с хазарами, это тоже типа ваших кочевников, они грабили, жгли, и наши с ними тогда воевали. Ну, значит, едет он с дружиной, а навстречу — волхв. Маг, в общем. Старый весь такой, сгорбленный. И князь со скуки его и спрашивает: от чего я, короче, умру? Волхв на него посмотрел так грустно и отвечает: примешь ты смерть от коня своего. А Олег своего коня любил, и над волхвом прикололся. Но потом на всякий случай на другую лошадь пересел, а этого своего любимого коня отправил на отдых. Велел по ходу кормить его лучшим зерном, поить лучшей водой, и все такое. Потом прошло много лет, и Олег вспомнил про коня и решил его навестить. А конюхи и говорят — типа, ваш конь давно подох. Ладно, говорит князь, тогда хоть на кости его посмотрю, ну-ка по-быстрому туда пошли. Ну, привели его конюхи, на поле, а там кости валяются. И Олег посмотрел так, и говорит — какой, блин, тупой этот волхв был, типа шарлатан. Обещал мне смерть от коня, а я живой, а конь… И поставил ногу на череп этого коня… А оттуда, из черепа, ядовитая змея выползла и князя в ляжку кусанула. Ну, он закричал и помер, его закопали и выпили на его могиле. Вот такая легенда.

Харт-ла-Гир восхитился.