Круги в пустоте

- Ну что ж, тогда пойдем запишемся.

Они направились к сидящему за столиком старичку, что-то принялись говорить, дали мелкую монетку, старичок тут же, выхватив верхний лист из стопки, принялся скрипеть пером и скрипел в течение минут пяти. Митьке эти минуты показались вечностью. Он стоял сейчас на грязных досках, на нем не было ошейника (тот сняли, выводя его из сарая) и по идее он мог бы сейчас рискнуть юркнуть в толпу, опрометью метнуться в ближайший переулок, а потом... потом будет видно. И был краткий миг, когда он едва не рванулся. Но - не смог. Предательская слабость в коленках. И тут же он принялся убеждать себя, что бежать бесполезно. Во-первых, его сейчас же схватят или подстрелят стражники-то никуда не ушли, вон стоят возле сарая, болтают и ржут как кони. Анекдоты, небось, травят. Ржут-то они ржут, а ловить убегающих рабов наверняка обучены. Во-вторых, даже если он прорвется сквозь толпу - что дальше? Он не знает города, он попросту заблудится в этих похожих одна на другую кривых улочках, и никто ведь его не спрячет, не укроет, никому не нужно неприятностей с законом. В-третьих, объявят розыск. Нет ничего глупее, чем бежать сейчас. Вот потом, когда он освоится в этом мире, обзаведется знакомствами, деньгами, тогда и стоит попробовать. А сейчас... Но он и сам понимал, что мудрыми рассуждениями всего лишь прячется от собственного страха. К чему оправдания? Не смог, струсил - значит, не смог. Теперь надо молча принять собственную судьбу.

- Подойди сюда, мальчик! - строгим голосом велел ему купец. - Назови свое имя, как требует того ритуал.

- Митька, - слово вылетело изо рта раньше, чем он успел подумать, стоило ли называть настоящее имя, не лучше ли было назваться как-то... более по-местному.

Старец за столиком быстро нацарапал несколько закорючек своим раскрашенным в цвета радуги пером и возгласил неожиданно звучным голосом:

"Настоящим свитком удостоверяется, что раб по прозванию Митика, четырнадцати лет от роду, в кости тонок, ростом три локтя и половину ладони, с волосами прямыми, светлыми, глазами серыми, приобретен состоящим на государевой службе кассаром Хартом-ла-Гиром в граде Ойла-Иллур восьмого дня месяца Малой Воды в год шестнадцатый от воцарения великого государя нашего Айяру-ла-мош-Ойгру, да продлят боги его земное существование и введут в свой светлый чертог после, с уплатой положенной в государеву казну подати, что и заверяю малой печатью я, ничтожный писчий левой руки Сиуру-Хмайо. Дано восьмого дня месяца Малой Воды в год шестнадцатый от воцарения великого государя нашего Айяру-ла-мош-Ойгру, да продлят боги его земное существование и введут в свой светлый чертог после".

- Ну и ладно, - усмехнулся новый Митькин хозяин, пряча свиток в кошель. - Удачливый ты человек, Айгъю-Хоу, пятнадцать монет вот получил там, где красная цена одиннадцать. А вот за что я отдал эти монеты? Гляди, купец, если твои слова о превосходных качествах этого невольника окажутся ложью... тогда тебе придется дать некоторые объяснения в государевой Палате Наказаний.

Купец нервно вздохнул.

- Не желаете ли, господин, ошейничек приобрести? - только и спросил он. - Или вы его так поведете? За три медяшки бы уступил.

- Благодарю, любезный. Не требуется. От меня, знаешь ли, сбежать сложно, а дома я подберу паршивцу соответствующую сбрую. Ну что, мальчик, положил он руку на плечо Митьке, - пойдем.

И они пошли - вдаль от досок площадки, от сарая, от напряженно глядевшего им вслед купца Айгъю-Хоу.

4.

Виктор Михайлович прошел на кухню и включил конфорку под чайником. Есть ли в нем вода, он проверять не стал - знал, что есть. Потом вооружился мочалкой и полотенцем и принялся за скопившуюся в мойке гору посуды. Вот так тебе, тарелка - каплей "фэрри" тебя, и мочалкой, и насухо полотенцем, и в шкаф... теперь вилка... сказано, вилка, а не попавшийся под руку половник.

Мытье посуды успокаивало, смягчало медленно растекающуюся по всему телу ярость. А злиться не следовало, нужно разобраться во всем спокойно, по возможности не нарушая закон.

Виктор Михайлович выкрутил кран и прислушался. В комнате сына вроде было тихо. Ну, слава Богу, уснул. Этого и следовало ожидать - кроме валерьянки, тот выпил растолченную в ложечке таблетку димедрола. До ночи точно проспит, а хорошо бы и до утра. Утром все будет лучше. Конечно, никакой школы, он его просто не пустит, пускай отлеживается. Психотравмы быстро не проходят, они вообще никогда не проходят, лишь прячутся в темные глубины, откуда время от времени и выплывают - как хищные рыбы... Да и все равно, учебный год фактически завершился, ничего страшного, если Лешка последнюю неделю побудет дома, оценки и так ясны, а Татьяне Сергеевне надо будет позвонить и предупредить, что так вот сложились обстоятельства. Разумеется, в курс дела учительницу вводить не стоит, он разберется с этой историей сам.