Вот и все, что ей удалось сказать. Наверное, не ее была в том вина. Может быть, Фелипе все равно бы узнали. Однако едва его имя слетело с ее губ, они оказались в центре внимания восторженной толпы. Из улиц и переулков слетелись люди, чтобы похлопать Фелипе по спине и пожать ему руку. Подходили женщины, чтобы подарить ему восхищенный взгляд, одни — невинный, другие — горячий, призывный.
Анита, обнаружив, что ее выталкивают за пределы толпы, поняла две вещи: Фелипе может получить любую женщину, какую захочет, и еще он — местная знаменитость. На его родной Лехенде все были его друзьями, потому что, во-первых, он был их Фелипе, а во-вторых, известный матадор. Здесь он был матадором до мозга костей, которого обожали только из-за того варварства, которым он занимался на арене.
Не то его присутствие заразило людей лихорадкой фиесты, не то сегодня день выдался такой, потому что…
Ее взгляд оказался притянут к яркому плакату на стене — Plaza de Toros[7]. Кроваво-красные буквы горели над изображением матадора, чья фигура выгнулась чувственно и горделиво, отведя плечи назад и выдвинув вперед бедра, над фигурой бегущего быка. Взгляд Аниты зацепился вдруг за дату, и она совсем расстроилась. Сегодняшняя!
Анита едва ли заметила, что Фелипе подошел к ней, обвил рукой ее талию и что-то говорил своим друзьям. Вслух: «Она совершенно удивительная девушка», а шепотом ей: «Я не позволю, чтобы моя слава разделяла нас». Анита могла бы, если б захотела, шагнуть в этот заколдованный круг и оказаться рядом с Фелипе. Но как ей это сделать, если она чувствовала то, что чувствовала? Можно ли рассуждать и стремиться за звездой? Анита ощутила радость, боль и ревность. Радость, потому что Фелипе не позволил ей ощутить себя покинутой; боль, потому что ей не нравился этот жестокий спорт; ревность, потому что Анита заметила, какие взгляды бросали на нее самые бойкие сеньориты, и поняла: пока она размышляет, они радостно и охотно пойдут с Фелипе. Однако больше всего Аниту поразило, что Фелипе смотрел мимо этих пышных красоток с сочными губами, черными как смоль волосами, большими бюстами и тонкими талиями: он видел только ее.
В толстой белой стене зиял черный проем двери.
— Вот этот дом, — сказал Фелипе. — Пепе, Исабель! — позвал он. Никто не отозвался. — Никого нет дома. Им надо отвезти детей к матери Исабель, чтобы она присмотрела за ними, пока… — И Фелипе задумчиво посмотрел на Аниту.
— Я знаю, — перебила его Анита. — Я уже все поняла. Пока идет бой быков. — Она кивнула на чемодан, который он поставил в прохладной, немного запущенной гостиной в доме своего друга. — Там твой рабочий костюм, да?
Он кивнул.
— Почему ты не сказал мне сразу?
— Потому что если бы ты знала, то не согласилась бы поехать. Но тебе пора посмотреть. Ты должна видеть меня на арене, разделить со мной эти мгновения — торжество, славу. Нам нечего скрывать друг от друга. Если между нами барьер, как говорит моя мать, мы вместе должны сломать его. Вместе мы можем… Только вместе. Понимаешь?
— Я понимаю, но не могу. У меня не хватит духу.
— У меня хватит на двоих. — В его взгляде мелькнула какая-то сумасшедшинка, беспокойный восторг: он, наверное, уже предвкушал свой выход на арену. В крови каждого матадора гнездится лихорадка, она-то и ведет его на арену навстречу смерти. Анита почувствовала, как заразно это безумие. Лихорадка проникла и в ее кровь, учащая пульс. Его руки сомкнулись вокруг нее — она ощутила волну силы и нежности. У него должны быть сильные руки, чтобы…
«Нет!» — зародился крик в ее душе, но с губ сорвался только хриплый шепот, на который Фелипе, конечно, не обратил внимания.
Через несколько часов он возьмет верх над быком, а сейчас взял верх над ней. Словно предчувствовал, что после этого дня Анита станет любить его или ненавидеть, а не будет нерешительно колебаться между этими чувствами. Она или откажется от доводов рассудка и станет принадлежать ему, или же возненавидит за смерть каждого убитого им быка, который падал к его ногам, и Фелипе уже никогда не познает нежность ее губ, дрожащих под его губами, дрожащих, но пытающихся вырваться. Даже может быть, что Анита найдет любовь к нему в своем сердце, а он все равно проиграет… Если победит бык.
Не только тела, но и мысли молодых людей тесно соприкасались, и она поняла, о чем думал сейчас Фелипе. И вот уже не только он целует ее так, словно у них нет никакого завтра и этот несчастный барьер рухнул, но и она перестала сдерживаться и пытаться отвернуться, и губы ее стали мягкими, нежными, податливыми. Фелипе ослабил свою железную хватку и держал ее в нежных объятиях. Он целовал ее закрытые глаза и открытые губы. Целовал пульсирующую на шее жилку, которая ускорила биение сердца до лихорадочного ритма, и, когда Анита в шутливом протесте положила ему ладошку на губы, Фелипе взял ее пальцы и принялся осыпать их поцелуями. Однако Фелипе лишь играл с ней.