Круги по воде

— Ну-ка, товарищи, взгляните, — предложил он. — Кое-что, по-моему, тут и без эксперта ясно.

Виталий первым подскочил к столу, за ним приблизился и Томилин.

Некоторое время оба молча и внимательно вглядывались в разложенные перед ними бумаги. Наконец Виталий озадаченно произнёс, покусывая губы:

— М-да… Открытие, я вам доложу…

На столе перед ними лежали анонимное письмо и записка, полученная вчера вечером от Булавкина.

Сомнений не было: и то и другое было написано одной рукой.

ГЛАВА IV СУХАЯ МАТЕМАТИКА ЖИЗНИ

— Меня интересуют материалы в прокуратуре, — сказал Виталий. — В частности, акт ревизии. Что они там понаписали, хотел бы я знать.

— Будь здоров, какой акт, — ответил Томилин. — Завтра тебе Роговицын первым делом его раскроет.

— Я так полагаю, — сказал Игорь. — Версия о самоубийстве не снимается в любом случае, верен акт ревизии или не верен, то есть действительно Лучинин совершил преступление или его оклеветали. Согласен?

Виталий вздохнул.

— Конечно. С одной только поправкой: Женька не мог совершить преступления.

— Это надо доказать, — покачал головой Игорь. — Надо все объективно проверить, все обстоятельства, все документы.

— Не веришь в мою объективность?

— Ты ещё недавно был в плену другой версии.

— Это не плен! Это было внутреннее убеждение. Но теперь я верю: когда обвиняют в таких преступлениях, несправедливо обвиняют, то любой придёт в отчаяние…

— Но и версия убийства не снимается?

— Нет. Оставим и её.

— Ну все. Я спокоен, — усмехнулся Игорь. — А что касается самоубийства Лучинина, то тут, не забудь, есть твёрдые, точно установленные факты, — как всегда, спокойно и рассудительно продолжал Игорь. — Угнетённое состояние Лучинина в последние дни, бесспорно, крупные неприятности, наконец, то, что его видели в тот вечер у реки, на мосту. Ну и заключение медицинской экспертизы, конечно.

— Кажется, его в тот вечер видели вдвоём с кем-то? — невинным тоном переспросил Виталий.

— Это уже деталь.

— Немаловажная, между прочим…

— Но и не установленная, — сухо отпарировал Игорь. — Тебе предстоит ещё это установить.

— Как и многое другое, — Виталий вздохнул. — А ты ищи Булавкина. Вот кто нам о многом расскажет, я думаю. Эх, если бы напрячься и увидеть его, как учит парапсихология, — он подмигнул Игорю. — Было бы здорово, а?

— Все чудишь, — Игорь досадливо взглянул на окно. — Кажется, что-то прольётся на нашу голову. А надо бы действовать. И кое-кого повидать уже сегодня.

Тяжёлые чёрные тучи, клубясь, медленно наползали из-за далёкого леса за рекой и уже закрыли почти все небо. Из окна потянуло прохладой.

— Сейчас дождь во как нужен, — заметил Томилин. — Горит все.

— Мы тоже горим, — откликнулся Виталий. — Во всяком случае, дымимся.

— Кого-кого, а тебя охладить не мешает, — поддел его Игорь.

В этот момент в почерневшем небе вспыхнула гигантская молния. Ослепительно белый ствол её, вырвавшись из туч, изломился и распался, словно трепетный обнажённый нерв. И сразу тяжкими перекатами загрохотал гром. Казалось, дрогнула земля, покачнулись дома, тревожно и растерянно заметались кроны деревьев. На землю ринулся ливень. Сверкающая, шумящая стена воды мгновенно возникла за окном, и на миг показалось, что ничего и никого уже не осталось на свете, кроме этих ненадёжных четырех стен и окна с дребезжащими стёклами.

— Стихия, — восхищённо произнёс Томилин, и на хмуром, озабоченном его лице тяжёлые складки словно нехотя расползлись в улыбке.

— Поскольку мы отрезаны от театра военных действий, — объявил Игорь, — давайте кое-что уточним, — он придвинулся к столу.

Дождь хлестал с такой силой, что пришлось закрыть окно.

— Темень-то какая! — сказал Виталий.

Он стремительно пересёк комнату и щёлкнул выключателем у двери.

— Да будет свет!

Но света не оказалось.

— Так, — констатировал Виталий почти с удовольствием. — Погасло ночное светило.

Игорь, однако, уже настроился на деловой лад.

— Меня интересует следователь прокуратуры, который вёл дело Лучинина, — он обернулся к Томилину. — Что за человек?

— Серьёзный, — ответил тот и закурил, по привычке прикрывая большими ладонями спичку, словно был на улице.

— «Серьёзный» — понятие расплывчатое, — требовательно возразил Игорь. — Ты давай конкретнее. Ему завтра, — он кивнул на Виталия, — переговоры с ним вести придётся.

— Да, в самом деле, обрисуйте, — поддержал Виталий.

Томилин не спеша затянулся папироской, и рубиновый уголёк в полутьме загадочно вспыхнул и тут же угас под столбиком пепла.

— Ну, чего тебе конкретней? — сказал Томилин. — Фамилия Роговицьш, зовут Павел Иосифович. Дело знает. Ну и его, конечно, знают, — последние слова прозвучали многозначительно.

— А нрав? — спросил Виталий.

Но тут зазвонил стоявший рядом с ним на столе телефон. Виталий поспешно сорвал трубку.

— Николай Игнатьевич?

— Нет, Лосев.

— Дежурный по горотделу говорит. Тут гражданка Булавкина пришла. Насчёт сына.

— Пусть поднимется! — оживился Виталий. — Томилин тоже здесь, — и, положив трубку, добавил, обращаясь к Игорю и Томилину: —.Везёт вам, братцы. И вызывать не надо.

Он невольно посмотрел на окно. Гроза не стихала.